женщине.
Мой телефон отключён, как и Василисин. Мы вне зоны доступа. Мы в своём мире. На меня накатывает что-то очень болезненное, острое, как приступ…
Приступ жгучей любви к этой женщине, до такой степени, что становится нечем дышать. Глотаю кислород, а надышаться не могу. А я ведь мог потерять ее сегодня.
По своей вине…
Кричу внутри.
Зажмуриваюсь.
Я не прикасаюсь к ней сейчас – себе в наказание. Мне снова нужно разрешение.
— Как там Марк? — тихо спрашивает Василиса, нарушая тишину.
— С ним все хорошо. Ранение некритичное. Пулю вынули, зашили. Он уже дома.
— Хорошо… — выдыхает Василиса.
— Хорошо, — повторяю за ней. — Он молодец.
— Да, — шепчет Василиса.
И нас снова накрывает тишиной. Мое нутро начинает биться в неконтролируемой истерике. Не выдерживаю.
Ну что я делаю?
Зачем?
Выстроил какие-то стены. Решил наказать себя. Мне залюбить ее нужно. Настолько, чтобы стереть этот день навсегда.
Подымаюсь с места. Василиса вздрагивает, распахивая глаза, когда я шумно отодвигаю стол, который нас разделял. Опускаюсь перед ней на корточки, беру ее холодные руки, сжимаю в своих ладонях, чувствуя, как она расслабляется, шумно вдыхая.
— Да, моя любимая девочка, расслабься, отпусти все сейчас. Я не допущу больше ошибок. Обещаю, — хрипло шепчу ей.
Утыкаюсь лицом в ее холодные ладони. Давай, согревайся. Целую ее пальчики, чувствуя, как они оживают, начиная гладить мои скулы. Да, вот так. Оживай, моя девочка.
А ведь она так просила меня сегодня не уходить…
— Прости меня, малышка.
— За что?
— За то, что все это допустил.
— Ты не виноват.
— Виноват. Но все… Все позади. Нет больше твоих страхов. Бая больше нет. Тебя никто не преследует. Ты можешь жить и дышать спокойно.
— Как нет? — немного ошарашенно спрашивает она.
— Нет.
— Совсем?
— Совсем.
Кивает. И я благодарен ей за то, что она не спрашивает подробностей.
Эта падаль, конечно, еще дышит, загрязняя воздух своим смрадом. Но он уже не выйдет живым из подвала.
— Люблю тебя, — хриплю я. Выходит болезненно, внутри что-то рвется, словно впервые ей признаюсь. Наверное, я впервые осознаю, что люблю ее настолько глубоко.
— Не оставляй меня больше одну, — тоже шепчет Василиса, обнимая за шею.
— Завтра я отвезу тебя в усадьбу к Дарине, к Любе, Марк там, полечишь его. Я оставлю тебя в этой крепости, ненадолго, и все.
— Тебе этот очень надо?
— Жизненно необходимо, или я не смогу нормально существовать.
Да, мне жизненно необходимо казнить Бая самому. Это дело принципа, иначе не будет покоя. Нужно выплеснуть накопившуюся жажду крови. Не могу я так это оставить, не могу доверить это Демону или его людям. Мне принципиально посмотреть ему в глаза, чтобы осознал, за что он сдыхает.
— Хорошо, — кивает Василиса. — Иди ко мне. Мне холодно без тебя, — так отчаянно просит она.
Поднимаюсь, зарываюсь в ее волосы, целую. Целую то долго, то нежно, то грубо, пью ее всхлипы и стоны, одновременно разрывая на ней майку. Василиса не пугается моих агрессивных порывов, наоборот, кусает мои губы, забирается под мою футболку, царапая грудь, подогревая наше животное сумасшествие. Нам так нужно, чтобы выплеснуть всю боль.
Во мне столько нежности и любви к ней, но я показываю их сегодня слишком эмоционально. Раньше сдерживался, боясь спугнуть, навредить, сделать больно, а сейчас не могу, мне хочется это болезненной страсти.
— Ты тормози меня, если что. Мои тормоза сейчас не работают, — предупреждаю ее.
Василиса не отвечает, только дергает мой ремень, расстегивая его.
Срываю с нее маечку, заваливаю на диван, хватаю шортики, сдергиваю вместе с трусиками.
— Раздвинь ноги. Да, вот так, — удовлетворённо рычу, когда она раскрывается, скользя по мне поплывшим пьяным взглядом. Моя красивая кошечка выгибается от нетерпения, содрогается, хотя я сейчас не трогаю.
Снимаю футболку, брюки, боксеры, накрываю Василису своим телом, спускаюсь поцелуями к шее, покусывая кожу, ощущая, как ее ножки обхватывают мой торс, как дрожит ее тело, как рвется дыхание.
Девочка просит большего.
Ее губы отыскивают мои, и я срываюсь с агрессивным стоном. Резко, под ее вскрик, переворачиваю Василису, усаживая на себя сверху.
— Давай, детка, садись на меня, — давлю ей на бедра, когда член прикасается к ее горячему, тесному лону.
— Ах! — вскрикивает Василиса, когда я сам снизу грубо вколачиваюсь в нее. Замираем на секунды, глотая воздух, веду рукой по ее животу, выше, сжимаю грудь.
— Двигайся немедленно! — требую. И девочка послушно раскачивается на мне. Но слишком медленно, слишком лайтово. — Иди сюда, — дергаю ее на себя. Девочка падает на меня грудью. Сжимаю ее попку, трахаю снизу, глубоко, жестко, ловя губами ее стоны, не разрешая сдерживаться. — Кричи, моя хорошая, если хочется.
Ее ноготки расцарапывают мои плечи, вызывая очередную волну нереального кайфа. Ускоряюсь, вколачиваюсь в нее резче, быстрее.
Василиса уже громко, надсадно стонет, отпуская себя. Поднимаюсь вместе с ней, подминаю под себя, закидывая ее ноги себе на плечи, прижимая к ее груди, наваливаюсь сверху для максимально глубоко проникновения.
Последние мои толчки довольно грубые, но Василиса плывет, поднимая бедра, разводя ноги шире, вынуждая меня не останавливаться. И я срываюсь в какой-то бешеный темп, кусая ее губы, шею, грудь, оставляя красные глубокие засосы. Мы кончаем почти одновременно. Ее дрожь, сжимающие меня изнутри мышцы лона… Запускаю мой оргазм, вызывая яркую вспышку и волну кипятка.
Падаю на нее сверху, сжимаю, утыкаясь в мокрую шею, дышу нашим общим кайфом. Все, я окончательно потерял себя в этой женщине. И мне не страшно, я хочу, чтобы так случилось. Я хочу этих чувств, чтобы до последнего вздоха, чтобы раствориться в этой женщине. Мне этого не хватало.
Ее пальчики оживают, нежно поглаживая мою спину. Приподнимаюсь, упираясь руками в диван, заглядываю Василисе в глаза, там поволока. Красивые глаза блестят.
— Я не слишком нажестил?
— Да ну прекратите, Андрей Сергеевич. Мне, знаете ли, зашло, не сдерживайтесь больше в своих порывах, — усмехается она.
— Хорошо, — улыбаюсь, снова переворачиваю нас, укладывая девочку на себя сверху.
Мы просто лежим, дышим, чувствуя друг друга. В какой-то момент мне кажется, что Василиса засыпает, перебираю ее волосы, целую нежное плечо.
— Андрей, — сонно мурлычет Василиса.
— Да, детка?
— Я люблю тебя, — вдруг признается она. Мое беспокойное сердце сжимается. И я наполняюсь чем-то очень теплым, плавленным,
