— Судя по всему, еще вчера вечером была в Москве, на Ленинградском вокзале.
У Бражникова отвисла челюсть, и выглядело это так глупо, что Рузаев приподнял бровь и ухмыльнулся.
— Я… я не понял, — затряс головой Бражников. — На Ленинградском вокзале? А как она туда попала?
Рузаев отошел от окна. Перешагнув через женскую руку, собиравшую осколки стекла, он оправил манжеты кителя:
— Как она попала в Москву, ты хотел спросить?
— А… — Бражников завращал выпученными глазами. — В Москву… я понял! Это же он! Падла! Это же с ним она уехала!
— С кем? — перебил его Гантемиров.
— С сучочком этим! С Головастым!
— Вполне возможно, — пожал мощными плечами Рузаев. — Очень даже может быть.
— Так чего ты тогда здесь стоишь и морду свою лыбишь?! — зашипел на него Бражников. — Давай, узнавай там по своим каналам, где она теперь!
— Экий ты быстрый, Витя, — медленно выговаривая слова, прищурился полковник. — Прям на блюдечке я тебе сейчас все принесу. — Хочешь быстро, плати! По-твоему, я московским коллегам за спасибо предложу твою девку искать?
— Что-о? — окончательно рассвирепел Бражников.
— А то, что если хочешь, чтобы все по уму было, пиши заявление. А я его рассмотрю. Тогда и делу официальный ход дам.
— Какой ход? Что ты заладил, гребаный ты попугай! Ты мне Алиску найди!
— А я нашел. В направлении Москва — Мурманск. Тебе все остановки перечислить, или ты сам не дурак? И каждую станцию проверишь? Билеты она не покупала. Значит, на лапу проводнику дала. Телефонный сигнал пропал быстро. Видать, отключила. Ищи теперь ветра в поле.
Бражников вскочил, зашатался, но устоял на ногах.
— А этот прыщ, кто он, ты узнал?
— Пиши заявление, Витя, — отчеканил полковник, — если не готов бабло вливать. Или детектива найми, — не удержался он от смешка. — Шерлока, мать его, Холмса.
— Да я тебя…
— Алик, ты же видишь, он не в себе, — постарался успокоить их Гантемиров. — Ему бы проспаться, а там и…
— Тебя не спросил, что мне делать! — окрысился Бражников.
— А ты бы спросил! Давайте-ка выпьем, поговорим спокойно, обмозгуем…
— Я по утрам не пью, — сплюнул Рузаев. — У меня, кроме твоих, других дел еще куча! — зыркнул он на Бражникова. — Запрос вон пришел. На этого, как его… Гос-споди, — он несколько раз ударил кулаком по ладони. — Был тут у нас один лет восемь назад. Бывший военный… в школе работал, вроде. И чего спохватились? Изо всех инстанций пишут, телефон оборвали, бумажками закидали! Сегодня из Главного военного следственного управления приедут. Хрень одним словом!
Бражников замер, поднес руку к щетинистому подбородку, но тут же опустил ее.
— А чего вдруг? — вполне спокойно поинтересовался он. — Он же, поговаривали, уехал.
— Видать, кому-то понадобился, — ткнул пальцем вверх полковник, — этот Полуянов Тимофей Ильич. Кстати, слушок прошел, что ты его тоже знаешь. И вроде как был он у тебя перед тем, как…
Под столом раздался какой-то звук. Через мгновение, прижимая ко рту окровавленный палец, поднялась Гинта. В другой руке она держала совок с осколками. Быстро перебирая ногами, женщина засеменила к выходу, а Рузаев поморщился.
— Короче, вы тут решайте, а мне пора.
— Погоди, Алик, — попытался остановить его Бражников. — Сейчас поедим. Не хочешь, не пей. Просто поговорим, обсудим…
— Некогда мне из пустого в порожнее переливать, Витя. Времени тебе час. Или заяву пиши, или… Я свои деньги тратить не собираюсь.
— Мы же друзья, Алик! — едко заметил Бражников.
— А я тебе все по-дружески объяснил.
— Ладно, — облизал губы Бражников, — я понял. Слушай, а этот Полуянов…
— Что Полуянов?
— Нет, ничего… Я позвоню, Алик.
Гантемиров и Рузаев ушли, а Бражников подошел к окну и пошире раздвинул занавески. Взгляд его уперся в стену сарая, на дверях которого висел кодовый замок.
51 Гинта
Гинта подставила руку под холодную струю и смотрела, как та превращает ее темную кровь в розоватую, похожую на нежно-розовую акварель, водицу. Рана оказалась глубокая, но женщина не чувствовала боли. Когда палец достаточно онемел, она обмотала его несколькими слоями бумажной салфетки и подошла к двери, прислушиваясь к тому, что происходит в гостиной. Она и дальше продолжала бы ползать под столом, но стоило толстобрюхому полковнику упомянуть о Тимофее Ильиче, рука ее предательски дернулась, и осколок порезал ее аккурат под сгибом правого указательного пальца.
— Nе mоzе biti… — одними губами произнесла Гинта и покачала головой.
Поверить в то, что через столько времени она окажется так близко к той тайне, которая так долго мучила ее и не давала спать, было просто невозможно. И в то же время, вполне предсказуемо. За все дни, которые она провела рядом с Альбиной, когда слушала ее рассказы о своей жизни, ставила ей уколы, кормила и обтирала влажной тряпкой, стараясь делать это как можно незаметнее, чтобы не попасться хозяину на глаза, она продолжала верить, что среди потока жалоб и слез обнаружится хоть что-то, касающееся и ее дела.
«Почти как на войне, — отрешенно думала она, — Вот он враг — ходит, говорит, пьет водку. И никто не знает, даже он сам, чего ждать от него в следующую минуту…»
Конечно, истинным врагом Бражников был именно для Альбины. На себе Гинте не пришлось испытать ни крепость его кулаков, ни явных угроз, ни удушливого внимания. Но ей и не нужно было доказывать это опытным путем. Выбранная ею роль оказалась пророчески верна — для Бражникова и его так называемых друзей худая странноватая Гинта являлась пустым местом, не заслуживающим и толики внимания. И это было правильно, а учитывая ее терпеливость и уверенную сосредоточенность, принесло свои плоды.
Рузаев и его вертлявый сотоварищ Гантемиров пробыли в доме совсем недолго. Гинта проводила их равнодушным взглядом и перевела его на раскрытые двери гостиной. Полосу света, разделяющую комнату напополам, внезапно прорезала темная тень. Скрип половиц резанул по ушам, и Гинта отклонилась чуть в сторону, зажимая в кулак замотанный в салфетку палец. Ни Гантемиров, ни Рузаев, судя по всему, не заметили того, что не укрылось от ее глаз — для Бражникова известие о Полуянове стало не просто неожиданностью. Он был сражен. Так реагировать мог только тот, кто имеет непосредственное отношение к тому, о чем говорил полковник, а именно, к исчезновению Тимофея Ильича.
Теперь, когда Гинта знала это со всей уверенностью охотника, не только почуявшего дикого зверя, но и нашедшего его лежбище, ей следовало быть не куда более осторожной и внимательной. И играть наверняка, чтобы вывести Бражникова из состояния глухой сосредоточенности и не дать ему уйти от мести. А то, что он захочет запутать следы и воспользоваться для этого всеми доступными ему средствами, которых у него предостаточно, было так же верно, как и предсказуемо.
Гинта вышла с кухни и, задержавшись посреди широкого холла, повернула голову, глядя на Бражникова. Тот стоял к ней спиной, приподняв плечи и что-то высматривая в окне. В кладовке брякнула ложка — тело Гинты прошило нервной волной, но Бражников даже не обернулся. Гинта попятилась в комнату, где находилась Альбина и, толкнув задом дверь, вошла внутрь.
Альбина полулежала на диване, прижав ладонь к губам, и виновато вытаращив глаза. Ложка в желтоватой лужице лежала на полу. Чашка с бульоном стояла на табурете среди салфеток и блистеров с таблетками.
Гинта сделала успокаивающий жест рукой и слабо улыбнулась. Мысли ее были заняты совсем другим, но, глядя на Альбину, она опять ощутила предательскую жалость. Той приходилось не только терпеть физические муки. Ожидание того, что ее муж вспомнит и решит вновь отыграться на ней, не уходило даже во сне. Альбина искренне недоумевала, как Гинте удается спать сидя, проводя ночи с ней в этой комнатушке. И была благодарна ей до такой степени за все то, что она для нее делает, что целовала ее костлявые руки каждый раз, когда Гинта садилась рядом.
