Это была неправда. Ей случалось забывать о змеях. Правда, она любила передвигаться с одной из них по комнатам, когда занималась уборкой. Ей нравилась мощь змеи, чувственное сворачивание и разворачивание тяжелого тела, охватывающего ее грудь и спину.
– А хорьки – это целиком ее идея, – сказал Джейми. – Кому нужны хорьки? Они идиоты. И воняют.
– Ничего они не воняют, – возразил Дэвид. – Мама их дезодорировала, и вы это прекрасно знаете.
Шон нарезала спелый персик и добавила его к Другим фруктам.
– Никакая другая мама не позволит муравьям ползать по кухне, – сказал Джейми.
Шон придирчиво осмотрела кухню. Прошли уже многие недели с тех пор, как в доме нет ни Одного муравья. Она не могла заставить себя применять против них химикаты. Кроме того, у муравьев свой цикл. Оставьте их в покое, и они в конце концов исчезнут сами.
– Вдобавок ко всему она стрижется короче, чем мы, – сказал Кейт.
Шон нахмурилась и провела рукой по своим свежеостриженным, неоспоримо коротким волосам.
– Эй! – крикнула она. – Довольно.
– У меня тоже короткая стрижка, а мои затрещины покрепче, чем у вас обоих, вместе взятых, – сказал Дэвид, когда она принесла миску с фруктами и поставила ее на обеденный стол.
Шон села.
– Знаете что, мальчики, у меня сегодня не самый легкий день.
– Извини, мама, – сказал Кейт.
– В том, что Тика умерла, нет ни капельки твоей вины, – сказал Джейми. Он встал так, чтобы иметь возможность зачерпнуть полную ложку фруктов из миски, пальцами помогая себе переправить их в свою пустую тарелку.
– Я это знаю. Но мне все равно не по себе.
– Ты ведешь себя так, как будто это была не обезьяна, а человек. – Джейми снова плюхнулся на свое место.
– Она была дорога мне.
– Но ведь это совсем не то, что смерть Хэзер. – Голос Джейми звучал напряженно. – Ты ведь не испытываешь сейчас того чувства, правда? – Мальчикам было десять лет, когда умерла Хэзер, Это потрясло их. Четырехлетние дети не должны умирать.
– Нет, конечно, нет. Но любая смерть того, – не важно, человек это или животное, – кого любишь, заставляет вспоминать другие смерти.
Дэвид молча встал и направился в кухню, его тарелка с фруктами осталась почти нетронутой. Он не хотел участвовать в этом разговоре.
«Ублюдок, – подумала Шон. – Ты покидаешь меня теперь, когда я больше всего в тебе нуждаюсь».
– И когда мы переезжаем? – спросил Кейт у Джейми, развивая тему, поднятую Дэвидом. Некоторые темы могли обсуждаться в этом доме бесконечно.
– Думаю, общение с тетушкой Линн не принесет нашим парням ничего, кроме пользы, – произнес Дэвид со своей половины просторной супружеской постели. – Побыв с ней пару недель, они сами поймут, что совсем неплохо провели время.
Шон вздохнула.
– Я бы и рада поехать, но…
– Никаких «но». Последний раз мы отдыхали по-настоящему четыре года назад. – Дэвид осторожно дотронулся до ее плеча. – Ты так давно не чувствовала себя счастливой.
Она прикусила губу, чтобы сдержать гнев.
– Это не оттого, что я давно не брала отпуск, – сказала она. – И потом, Дэвид, это будет отпуск только для тебя. Я-то еду работать.
– Но ты любишь такую работу. И время сейчас удачное. Луиза буквально умоляет меня передохнуть. К тому же, эта книга меня доконала. – На этой неделе он каждый вечер запирался в туалете – своей «читальне». Иногда оттуда доносился его сочный голос, надиктовывавший что-то на магнитофон. Дэвид начал заниматься звучащими книгами для слепых сразу после женитьбы. Он вкладывал в это дело всю свою душу. Раньше это восхищало ее, но теперь казалось способом уйти от жизни.
– Ты сумел добиться четкого звучания и простоты интонации, – сказала она.
Он приподнялся, опершись на локоть, чтобы видеть ее.
– Когда я впервые встретил тебя, ты уже мечтала о Южной Америке. Что сталось с твоей мечтой о шатре? С твоим сном?
Да, эти сны. Она мечтала о джунглях еще до того, как увидела их на картинках. Ей десять лет. Они с отцом-ветеринаром сидят на диване дома в Аннендале, у нее на коленях журнал «Национальная география». Отец показывает ей обезьян-ревунов, ягуаров и рогатых лягушек. Но фотография, которая по-настоящему заворожила ее, изображала шатер-свод, образованный верхушками деревьев в сотне футов над землей. Было в нем что-то успокаивающее. Надежное.
В ту ночь ей приснилось, что она летает под самым шатром, размахивая руками, как птица крыльями. Она пролетела многие мили под кружевом ветвей. Ей до сих пор это снилось, почти каждый месяц. Если подумать о причинах возникновения этих снов, окажется, что они сопровождают сильные переживания в ее жизни. Сны омолаживали ее. Дэвид говорил даже, что всегда может определить, когда Шон видела свой сон, – в таком легком состоянии духа она после этого пребывала.
– Можешь ты мне дать разумный, основанный на логике ответ, почему мы не должны ехать? – спросил Дэвид.
Что могла она ответить? Он все равно не поймет, почему она боялась оставить детей одних этим летом, почему ей казалось, что они больше нуждаются в ней сейчас, чем даже в грудном возрасте. Он не поймет того ужаса, который она испытывала при одной мысли о том, что ей придется повторить поездку, как-то связанную со смертью дочери. И он как бы не замечал проблем, связанных с их взаимоотношениями. Прочность их брака за последние три года стала настолько проблематичной, что любой встряски будет достаточно, чтобы разбить его вдребезги. Может быть, в этом они как раз и нуждались. Тогда и Дэвид поймет, что развод – единственный выход из положения.
– Дэвид, там будет несладко. Никакого комфорта. Жара и насекомые. Не очень-то там отдохнешь.
– Поехали. Шон вздохнула.
– Поехали, – эхом отозвалась она и подумала, что если в их отсутствие с детьми что-нибудь случится, это будет на его совести.
Шон увидела в темноте улыбку Дэвида, когда он притянул ее к себе, чтобы поцеловать.
– Вот увидишь, ты не пожалеешь. – Он слишком долго не отпускал губ, медленно передвигая руку от ее бедра к груди. Она поймала его руку и задержала, прижав к постели между ними.
– Я правда устала.
Он наклонился, чтобы посмотреть на нее, и ей пришлось отвести взгляд, чтобы он не прочел в нем: «Я больше не хочу тебя».
– Я уже забыл, когда мы в последний раз занимались любовью, – сказал он.
Шон тоже не помнила. Она старалась не вспоминать, как много этот брак значил для нее когда-то. Она отвернулась от него, благодарная пространству, которое образовалось между ними и разделяло их на постели.
Дэвид Райдер перевелся в университет Холлистера в Западной Виргинии, когда ему было двадцать лет и он учился на предпоследнем курсе. Как раз к этому времени он получил права на управление самолетом, окончив двухгодичные курсы.
