Он шагнул ближе.
- Хотите, чтобы я помочился в ваш стакан, милочка? – спросил Счастливчик напряженную и возможно-пять-лет-не-имевшую-секса женщину со злыми глазами, стоящую перед ним.
- Нет, спасибо, я предпочитаю черный кофе.
Люк мог бы помолчать минутку, чтобы отдать должное ее ответу, если бы она не была репортером, и он бы не чувствовал, что она давит на него, нравится ей это или нет.
- Если передумаете, дайте мне знать. И не воображайте, что если Даффи заткнул глотки парням, ваша работа будет легкой.
- В каком смысле?
- В каком вам нравится, - сказал Мартинò и пошел прочь.
Он преодолел небольшое расстояние до парковки и обнаружил свой серый «Дукати», стоящий на опорной подножке около отсека для инвалидов. Цвет мотоцикла отлично подходил к плотным облакам, нависшим над городом, и мрачному гаражу. Люк пристегнул свою сумку к задней части «Дукати» и оседлал черное сиденье. Он больше не думал о мисс Олкотт, когда вылетел из паркинга, оставляя за собой приглушенный рев мотора: проехал мимо бара «Тини Бигс», вверх по Броад ко Второй авеню, и, миновав нескольких небольших кварталов, заехал в общий гараж кондоминиума, припарковав мотоцикл рядом со своим «Лэнд Крузером».
Двумя пальцами Люк отодвинул манжет куртки и посмотрел на часы. Взяв свою сумку, он отметил, что у него есть три часа тишины, и подумал, что может включить кассету с игрой и расслабиться перед телевизором с большим экраном. Может быть, позвонить подружке и позвать ее на ланч? У него была на примете одна длинноногая рыженькая.
Выйдя из лифта на девятнадцатом этаже, Люк прошел по коридору к северо-восточному углу кондоминиума. После перехода в «Чинуки» прошлым летом он быстренько купил эти апартаменты. Он не сходил ума по обстановке, которая напоминала ему старый мультфильм «Джетсоны» со всем этим хромом, камнем и закругленными углами, но вид… вид был отпадный.
Люк открыл дверь, и его планы на день рассыпались, когда он подошел к голубому рюкзаку фирмы «North Face», брошенному на бежевом ковре. Красная куртка для сноуборда валялась на темно-синей кожаной софе, а кольца и браслеты были свалены в кучу на отделанном металлом и стеклом столике. Рэп орал из его стереосистемы, а Шэгги подпрыгивал и вертел задом на огромном экране телевизора Люка, включенного на канале «Эм-ти-ви».
Мари. Мари вернулась домой раньше.
Люк бросил рюкзак и свою сумку на софу и пошел дальше по коридору. Постучав в первую из трех спален, он открыл дверь. Мари лежала на своей кровати, ее короткие темные волосы стояли торчком на макушке совсем как мелкая черная щетка. Тушь размазалась под глазами, а щеки были бледными. Девочка прижимала к груди лоскутного голубого Заботливого мишку.
- Что ты делаешь дома? – спросил Люк.
- Из школы пытались дозвониться до тебя. Я не очень хорошо себя чувствую.
Он зашел в комнату, чтобы лучше рассмотреть свою шестнадцатилетнюю сестру, свернувшуюся клубочком на одеяле, предположив, что она, вероятно, снова плачет из-за своей матери. Со дня ее похорон прошел всего лишь месяц, и Люк подумал, что должен сказать что-то, чтобы утешить Мари, но на самом деле не знал, что именно, и всегда, казалось, делал только хуже, когда пытался успокоить ее.
- У тебя грипп? – вместо этого спросил Люк. Она была так похожа на мать, по крайней мере, на ту, какой он ее запомнил, что становилось жутко.
- Нет.
- У тебя начинается простуда?
- Нет.
- Тогда что не так?
- Я просто чувствую себя больной.
Люку самому было шестнадцать, когда у четвертой жены его отца родилась дочь. За исключением нескольких посещений на праздники, Люк никогда не был рядом с Мари. Он был намного старше. Они жили в Лос-Анджелесе. Он скитался по всей стране, занимался собственной жизнью и не видел девочку со времени похорон отца десять лет назад до тех пор, пока она не переехала жить к нему в прошлом месяце. Внезапно Люк оказался ответственным за сестру, которую даже не знал. Он был ее единственным живым родственником не пенсионного возраста. Он был хоккеистом. Холостяком. Парнем. И он не имел понятия, какого дьявола делать с ней.
- Хочешь супа? – спросил он.
Мари пожала плечами, и ее глаза наполнились слезами.
- Думаю, да, - она шмыгнула носом.
С облегчением Люк быстро вышей из комнаты и направился на кухню. Он вытащил большую банку лапши с цыпленком из шкафа и запихнул ее под консервный нож, стоящий на черной мраморной столешнице. Он знал, у Мари сейчас трудные времена, но, Иисусе, та сводила его с ума. Если она не плакала, то дулась. Если не дулась, то закатывала свои большие голубые глаза при виде него, как будто он был идиотом.
Люк вылил суп в две чашки и добавил воды. Он пытался отправить сестру на консультацию к психологу, но она прошла через это во время болезни матери и теперь была твердо уверена, что с нее хватит.
Он засунул ланч в микроволновку и установил время. Кроме того, что жизнь с унылой девицей-подростком в одном доме сводила его с ума, это еще наносило серьезный удар по его светской жизни. В последние месяцы Люк находил время для себя только на выездах. Надо что-то менять. Эта ситуация не была благоприятной для них обоих. Ему пришлось нанять ответственную женщину, которая приходила побыть с Мари и жила в его квартире, когда он уезжает из города. Ее звали Глория Джексон, и ей было где-то около шестидесяти лет. Она не нравилась Мари, но, кажется, Мари никто не нравился.
Лучшее, что он мог сделать – это найти сестре хорошую школу-интернат. Там она стала бы счастливей, живя с девочками своего возраста, которые разбираются в прическах и макияже и любят слушать рэп. Люк почувствовал укол вины. Причины, по которым он собирался отправить ее в интернат, не были полностью альтруистическими. Ему хотелось вернуть свою прежнюю жизнь. Возможно, он – эгоистичный ублюдок, но ублюдок, который усердно трудился, чтобы вернуть эту жизнь обратно. Чтобы выбраться из этого хаоса к относительному спокойствию.
- Мне нужны деньги.
Люк оторвался от созерцания супа, вращающегося в микроволновке, и повернулся к сестре, стоящей в дверях кухни. Они уже разговаривали об особом счете для нее.
- После того, как мы продадим дом твоей матери, и тебе начнут выплачивать социальное пособие, ты…
- Мне надо сегодня, - перебила она его, - прямо сейчас.
Он полез за бумажником в задний карман:
- Сколько тебе нужно?
Морщинка появилась на ее лбу.
- Думаю семь или восемь долларов.
- Ты не знаешь?
- Десять будет в самый раз.
Он спросил из любопытства и потому, что считал, что должен спросить:
- Для чего тебе нужны деньги?
