Валери хранила ледяное молчание. Роджер вздохнул.
– Честное слово, мне очень жаль, не обижайтесь, ладно? – Он посмотрел на часы. – А теперь, с вашего разрешения, мне пора.
Но Валери не могла допустить, чтобы он просто так ушел. Она догнала писателя возле двери. Тот посмотрел на нее с нескрываемым недоумением:
– Что такое?
Хотя упрашивать кого бы то ни было противоречило жизненным принципам Валери, она заставила себя заискивающе улыбнуться:
– Мистер Бенедикт, не хочу показаться назойливой, но я точно знаю, что способна выполнить эту работу, и выполнить ее хорошо. Моя студия и лаборатория находятся в этом же здании, за магазином, если бы вы нашли время взглянуть на мой портфолио...
Но Бенедикт замотал головой еще до того, как Валери договорила.
– Вот что, мисс Верной, мне не хотелось об этом говорить, но моему фотографу предстоит провести шесть недель наедине со мной в маленькой хижине в глухом лесу. Теперь, надеюсь, вы понимаете... – он помолчал, многозначительно улыбнулся и окинул ее взглядом с ног до головы, – что принять ваше предложение было бы, мягко говоря, неразумно.
Валери густо покраснела. «Это просто уму непостижимо!» – с возмущением думала она.
– Мистер Бенедикт, это же чистой воды дискриминация по половому признаку! Вот уж никак не ожидала таких слов от якобы многоопытного жителя космополитичного Нью-Йорка!
В ответ Роджер хмуро посмотрел на нее поверх очков:
– Это не дискриминация, мисс Верной, я всего лишь оцениваю ситуацию реалистично.
– Вот как? – Валери постаралась как можно правдоподобнее имитировать интонацию жеманной южанки. – Вы имеете в виду, что такой большой и сильный парень боится маленькой женщины вроде меня?
– Нет, конечно, – сухо бросил Роджер.
Валери подняла руки:
– Ладно, сдаюсь.
Роджер еще раз извинился, пожал плечами и опять повернулся к двери.
Валери, мрачнее тучи, вернулась к прилавку. Она могла понять желание Роджера Бенедикта работать с профессионалом, но ей было очень обидно, что он отказался дать ей шанс, не пожелал даже взглянуть на ее работы. Однако последней каплей, переполнившей чашу ее терпения, стало его высказывание насчет того, что он не может оставаться с женщиной в уединенной лесной хижине. Валери посмотрела на отца, укладывавшего в футляр отремонтированный фотоаппарат, и вдруг ей пришла в голову сумасшедшая идея. Она схватила фотоаппарат, быстро установила вспышку и повернулась к Роджеру.
– Улыбочку!
Застигнутый врасплох, Бенедикт нахмурился. В ту же секунду Валери щелкнула затвором.
– На память! – жизнерадостно сообщила она. – В конце концов, не каждый день встретишь человека, который... – она замялась, подбирая слова, и сделала широкии жест рукой, – который отличается такой широтой взглядов, такой чуткостью, человека, который всегда рад дать молодому дарованию шанс пробиться.
Роджер еще несколько мгновений взирал на Валери с угрюмым видом, в его лице с хмурыми складками на лбу и стиснутыми челюстями было нечто угрожающее. Валери видела, что он в ярости, но не могла понять, из-за чего именно: разозлили его ее слова или то, что она посмела сфотографировать его без разрешения? Но прежде чем она успела найти ответ на этот вопрос, Роджер Бенедикт с достоинством расправил плечи, повернулся, открыл дверь и растворился в темноте.
Час спустя Валери удовлетворенно разглядывала мокрый отпечаток восемь на десять на глянцевой бумаге.
– Есть! Я его поймала!
Со снимка на нее смотрел Роджер Бенедикт во всем величии своего гнева. Суровый взгляд сквозь стекла очков в темной оправе, прямой нос, плотно сжатые, но при этом почему-то все равно чувственные губы. А еще черные брови, угрожающе сдвинутые. Он выглядел очень, очень устрашающе. И при этом был поразительно красив.
Валери усмехнулась. В ее представлении орнитолог должен быть тощим нескладным мужичонкой с торчащими коленками, непременными атрибутами которого являются очки в роговой оправе и пробковый шлем. Но Роджер Бенедикт совершенно не подходил под такое описание. Она еще раз придирчиво рассмотрела фотографию. Хотя снимок и делался в спешке, ракурс был выбран удачно, освещение оказалось превосходным. Валери решила, что это одна из лучших ее фотографий. Ей удалось отлично запечатлеть на пленке нескрываемую враждебность Роджера Бенедикта, а заодно и продемонстрировать свой талант фотографа.
Она снова задумалась, почему Роджер так рассвирепел, когда она его сфотографировала. Валери ожидала, что он будет недоволен, раздражен, этому она бы не удивилась, но он в ярости застыл у дверей, сверля ее пронизывающим, как лазерный луч, взглядом, и к этому она оказалась совершенно не готова. Она подумала, что было бы интересно разобраться, что движет Роджером Бенедиктом, почему он так остро отреагировал на такую мелочь, как щелчок затвора фотоаппарата.
Прикрепляя фотографию прищепками к нейлоновой веревке для просушки, Валери обдумывала всевозможные варианты. И тут ее осенило. От радости Валери даже захлопала в ладоши. «Ну нет, мистер Бенедикт, вы так легко не отделаетесь!»
Да, она это сделает!
«Поделом тебе, Роджер Бенедикт, впредь не стоит относиться к себе слишком серьезно!»
Валери вышла из темной комнаты, перешла в небольшой кабинет и устроилась за письменным столом. Открыв справочник, она нашла телефон местной курьерской службы и стала набирать номер.
– Я хочу заказать доставку фотографии. Курьер мне нужен через час.
Поговорив по телефону, Валери задумалась, барабаня карандашом по столу. «Какое же Бенедикт упомянул название?..» Она снова открыла телефонный справочник и нашла еще один номер.
– Библиотека судьи Армстронга.
– Я бы хотела узнать, как называется одна птица, – робко сказала Валери. – У нее оперение цвета индиго.
Еще час спустя Валери снова сидела за письменным столом и вглядывалась в свирепое лицо Роджера.
«Роджер Бенедикт, ходячее олицетворение мужского шовинизма, глазами птицы». И поставила подпись: «Индиговый вьюрок».
– Подумай еще раз, может, все-таки вспомнишь кого-нибудь, кто сейчас свободен? – прорычал Роджер Бенедикт.
Прикрыв телефонную трубку рукой, он в сердцах выругался. Роджер сидел в номере элегантного отеля в центре Натчеза, держа в одной руке телефонную трубку, в другой – стакан виски с содовой. Помолчав, он взял себя в руки и сказал уже мягче:
– Извини, Джордж, я не имел права на тебя кричать, но последние два дня были просто кошмарными, и я сорвался. Я в жутком цейтноте. Ты был последним в списке, который мне дал Рико, больше мне не к кому обратиться. Понимаю, я не договорился с тобой заранее, так что неудивительно, что ты оказался занят. Но если вдруг вспомнишь кого-нибудь, кто может мне помочь, позвони, пожалуйста. Спасибо, Джордж.
