Ей было тепло от воспоминаний, как они с Адамом отпраздновали пять лет их брачного блаженства. Но, закрыв за собой дверь и оставив Сандру в гостиной, она вновь столкнулась с воспоминаниями ночного кошмара.
Стоя посередине романтически убранной спальни, Лорен пыталась убедить себя в том, что все кошмары исчезают при дневном свете. Но этот не желал исчезать. Кошмар преследовал ее. Хуже всего, что днем он казался еще ужаснее, чем среди ночи.
Лорен чувствовала, как грубые руки хватают ее, затаскивают в телегу, связывают, и веревка больно стягивает ее нежные запястья.
Неожиданно появился человек и поднес чашу к ее запекшимся губам.
— Выпей это, — сказал он.
Она ясно видела этого человека: его крепкое тело, красновато-коричневый камзол, измученное лицо. Черты его лица были крупными и грубыми, но в голубых глазах светился недюжинный ум. Одной рукой он держал перед ней чашу, а другой поддерживал голову, помогая Лорен пить. Она содрогнулась.
— Горько, — поморщилась Лорен после первого глотка. Она почувствовала вкус эля.
— Да, горько…
Их любовь с самого начала была сладковато-горькой. Лорен знала, что в чаше сильное зелье, которое сделает ее нечувствительной к боли, прежде чем первые языки пламени коснутся ее обнаженных ступней. Человек не мог спасти ее, это зелье было тем единственным, что он мог для нее сделать. И она до дна выпила чашу, глядя ему прямо в глаза.
— Лорен, хочешь, я закажу тебе кофе?
Вернуться к реальности стоило ей немалых усилий, но через секунду она ответила Сандре, хотя и не расслышала вопроса. Лорен умылась и оделась, но сон все еще напоминал о себе. Ее порадовало, что прислуга выполнила большую часть работы, что багаж уже перенесен из одной комнаты в другую.
Лорен заглянула в ванную, проверяя, закрыла ли она краны, потом уложила большой пакет с одеждой и защелкнула замки сумок. Последний щелчок, казалось, вернул ей былую уверенность в себе.
Домой… Спокойствие окутало ее теплом. Вечером они будут дома. Лорен не сомневалась, что сумеет забыть этот кошмар, когда вернется назад в Мэн. Там она всегда в безопасности.
Лорен взяла свои сумки и присоединилась к Сандре в прихожей.
— Из-за всех этих хлопот ты выглядишь так же отвратительно, как и мы.
— Н€ заметила, — сказала Лорен. Она поставила сумки на пол и повернулась так, чтобы Сандра могла оценить ее новое льняное платье.
— У тебя много вещей, в которых ты выглядишь привлекательно, но это что-то особенное, — Сандра выглянула в окно. — О, отсюда прекрасный вид на ресторан Сизлера, виден угол театра-шапито и магазин, где продают «селзье».
— Продают что?
— Да комиксы из мультфильмов! Страшно дорогие. Я всегда думала, что твои «шедевры» слишком дешевы. Теперь я просто уверена, что ты продаешь их даром.
— Может быть.
— Ненавижу заклеенные окна.
Сандра перешла на другую тему, рассказывая, как они с Дэном решили открыть запечатанное окно в своей комнате, как им пришлось ставить на окно пепельницу, чтобы оно не закрывалось. Лорен слушала ее невнимательно, она внезапно обнаружила, что Адам оставил листки на столе со своей речью. Лорен взяла первый отпечатанный на машинке листок, пробежала его, и сердце ее наполнилось любовью и гордостью, когда они читала эти хорошо продуманные фразы. На полях второй страницы она увидела маленькие картинки. Адам, задумываясь, имел привычку рисовать, обычно он рисовал животных. Все его бумаги и книги украшали рисунки, иногда талантливые карикатуры на знакомых.
Лорен не удивилась, обнаружив внизу третьей страницы набросок карандашом, изображающий ее. Несмотря на то, что она уже видела множество таких рисунков, на этот раз они напомнили ей тот портрет шестнадцатого века, который поразил ее на выставке.
— Вот и наш завтрак, — сказала Сандра, оглянувшись на стук в дверь.
— Не думаю, что перемены в распорядке дня пойдут мне на пользу, — пробормотала Лорен, собирая листки и кладя их рядом с кошельком. Она взяла их, чтобы Адаму не пришлось возвращаться за ними в номер.
— Ты бы поехала сюда, если бы не ваш юбилей? — Сандра взяла у служащего отеля поднос с кофе.
— Вряд ли. Я впервые покинула Мэн и забралась дальше Бостона.
— Почему? Ведь в последнее время Адам много разъезжает.
— Мне больше нравится сидеть дома. Я скучаю по Адаму, когда его нет, но обычно он уезжает всего на несколько дней, а поскучать иногда полезно.
Кофе быстро подействовал. Голова прояснилась, напряженные мышцы расслабились.
— Не сходить ли нам на Мэдисон-сквер? — предложила Лорен.
— Пожалуйста, хватит пеших прогулок! У меня уже ноги отказываются ходить. Я больше не пойду ни в какие музеи. Да, я чуть не забыла. — Сандра перестала есть булочку и принялась копаться в большой холщовой сумке, которую всегда носила с собой. Наконец, радостно улыбаясь, вытащила открытку. — Я послала сегодня весточку моей тетке во Флориду и сначала даже не взглянула на картинку, но потом разглядела ее и чуть не умерла, так я была испугана.
Пытаясь угадать, что она там увидит, Лорен, стоически сохраняя спокойствие, взяла открытку из руки Сандры. Как она и ожидала, это была цветная репродукция картины «Двор Генриха VIII в Нонсаче». Рассмотреть сильно уменьшенную картину оказалось непросто, хотя что-то знакомое явственно проступало в чертах служанки, стоящей в углу.
— Напоминает твоего друга, актера, — пробормотала Лорен, возвращая открытку.
Сандра сморщила нос и опустила ее в наружный карман сумки.
— И его тоже, но я онемела, когда представила, что ты должна была почувствовать вчера, увидев это.
Лорен быстро поставила чашку, чтобы Сандра не заметила, как у нее дрожат руки. Горячий кофе внезапно выплеснулся на салфетку. Лорен с ужасом смотрела на расползающееся по белому черное пятно.
— Я говорю про ту девушку справа. — Сандра все еще копалась в сумке, пытаясь что-то найти. — Я должна была это заметить. Она держит себя, как и ты, когда испачкаешь что-нибудь. Помнишь то пятно на окне ювелирного магазина в День независимости?
Лорен уклонилась от прямого ответа.
— Но полного сходства быть не может. Надписывая открытку с изображением статуи Свободы, Сандра кивнула:
— Это правда. Она моложе, не так ли? Так могла бы выглядеть твоя дочь.
Сандра быстро царапала что-то на открытке, не замечая, что эти необдуманные слова больно ранили ее родственницу. Лорен спешно допила свой почти остывший кофе. Сандра была не виновата: никто, кроме Адама, Лорен и ее гинеколога не знал правды. Адам утверждал, что ее бесплодие — это еще не конец жизни, но все равно Лорен испытывала боль и чувствовала себя немного виноватой оттого, что она никогда не сможет подарить ребенка человеку, которого любит.
