Высокая, с точеной фигурой, Лидия была дочерью звезды тенниса пятидесятых годов и чуть ли не двухметровой шведки, на 30 лет моложе мужа. Она выглядела как манекенщица Гуччи и практически не ела, чтобы поддерживать фигуру столь изящную, что ребра можно было пересчитать даже под шубкой. Цвет ее платиновых, как на рекламе шампуня «Тимотэй», волос был столь же натуральным (чего нельзя сказать о Джуно), как и ее горячий, раскаленный добела темперамент. Лидия обладала запасом энергии, невероятным для существа, которое потребляло меньше калорий, чем самые невесомые балерины Королевского балета. Они с Джуно были знакомы почти пять лет, одно время даже снимали на пару жуткую квартирку в Камдене и теперь оставались неразлучными подругами, несмотря на их комическое внешнее различие: одна – высокая, тонкая, другая – маленькая, толстенькая. Вода и пламень и то имеют больше сходства.
– Сколько ему лет? – Лидия продолжала проверять кандидатуру Джея.
– Пожалуй, еще нет тридцати, – ответила Джуно, вздрогнув от мысли, что сама она к этой возрастной категории больше не принадлежит.
– Богат?
Слабостью Лидии были маленькие чернявые мужчины, которые и мечтать не смели о ее благосклонности. Поэтому сперва они с отчаянным упорством завоевывали ее, а затем, когда надоедали ей, начинали дико ревновать.
– Не уверена, – рассмеялась Джуно. – Но утром в гостиной я заметила кучу дорогущей с виду фотоаппаратуры и еще какой-то навороченный ноутбук, из которого торчало множество проводков. Я сначала подумала, что это взрывное устройство.
– Ну пожалуйста, пригласи его к нам, – Лидия умоляла, голубые глаза танцевали от возбуждения. – Я еще никогда в жизни не встречалась с американцем.
– А может, он не натурал, – сказала Джуно.
– Да брось ты, – Лидия не приняла всерьез это предположение. Намотав длинную прядку блестящих волос на карандаш, она сосредоточенно смотрела в монитор компьютера. – Бьюсь об заклад, что он сногсшибательный. У парней из Нью-Йорка репутация настоящих мачо. Я заберу из химчистки мои брючки от Джозефа. А ты, конечно, должна надеть свой новый топ.
– Ммм, – Джуно с сомнением посмотрела на облачко кружевной ткани, лежавшее на куче смятой оберточной бумаги у нее на столе. Подарок Лидии был, как всегда, невероятно дорогим: писк моды, дизайнерская кофточка из шифоновых кружев легче пуха. Как выразилась Лидия, «этот подарочек напоминает тот костюм, в котором тебя мама родила». Не учла она, как всегда, лишь одно: как Джуно будет выглядеть в ее подарке.
Джуно боялась предстоящей встречи с Джеем Маллиганом, хотя и пошутила по этому поводу: у нее было такое ощущение, что с костюмом, в котором ее мама родила, он уже и так знаком предостаточно. Полноценный 16-й размер, торчащая вперед грудь, бедра, на которых поместится по пол-литровой кружке пива, – да, Джуно понимала, что кружевной топ подчеркнет самые ужасные складки на животе и боках. Гораздо лучше он смотрелся бы на самой Лидии, с ее четким силуэтом, маленькими грудками, напоминавшими шарики сливочного мороженого, и длинной нежной шеей.
Но ничего не поделаешь, Джуно, конечно, наденет сегодня вечером этот топ, чтобы не обидеть подругу, хотя и будет выглядеть в нем как кочан капусты в продуктовой сетке.
– Мне тридцать лет, – простонала она, не обращая внимания на звонивший у нее на столе телефон. Это была фраза, которую Джуно твердила целый день в надежде, что в конце концов хоть немного привыкнет к ее звучанию.
– Да, пока ты еще не достигла своего сексуального расцвета, – неунывающим голосом парировала Лидия, не отрывая глаз от монитора. Она уже с девяти часов утра утешала подругу расхожими поговорками.
– Ты пребываешь в состоянии сексуального расцвета без малого десять лет, а тебе всего лишь двадцать семь, – ответила Джуно. – Моя жизнь катится под горку, а оргазм с любимым мужчиной у меня еще впереди.
Смеясь, Лидия зажмурила глаза и оторвалась от компьютерной игры.
– Ты собираешься снять трубку? – она кивнула в сторону телефона.
– Ни за что, – Джуно откинулась на спинку кресла и вздохнула. – У меня ярко выраженная депрессия. Скажи, что меня вызвал шеф.
– Нет, это не тридцатилетие приводит тебя в такое отчаяние, – Лидия нажала три клавиши на своем аппарате, чтобы переключить звонок на себя. – До отчаяния тебя довел этот жалкий недоносок… Да, Лидия слушает. О, привет, моя радость, – как поживаешь? – с улыбкой на лице, она устроилась поудобнее и подмигнула Джуно.
Джуно догадалась, что звонивший был, несомненно, мужчина, к тому же удостоенный титула «моя радость», что сужало круг кандидатов до двух человек – это мог быть либо ее брат Шон, либо ее «бывший», Джон. Мысль, что это может быть именно последний, привела Джуно в такое волнение, что она сжала руки. Поздравительной открытки от него утром не было, но Джуно не исключала, что он может позвонить. Это было как раз в его стиле – вспомнить про ее день рождения в последний момент, когда уже поздно отправлять поздравление почтой, и позвонить ей, чтобы сообщить: у него, дескать, заготовлены открытка и подарок, он хотел бы с ней встретиться, чего-нибудь выпить и вручить их.
Его не очень активные попытки возродить их отношения были даже более оскорбительны, чем сделанное ранее заявление, что он хочет поселиться вместе с девицей по имени Дебби, которую он присмотрел, фактически, за спиной у Джуно. Да не так-то легко это сделать, обитая вместе с Джуно в маленьком домике в Клапаме, на который не имеешь особых прав. Джуно была так потрясена и разгневана, что поступила самым идиотским образом: упаковала чемоданы и освободила гнездышко для этой сладкой парочки, а надо было остаться там и дождаться, чтобы Джон сам убрался восвояси. Через весь Лондон она дотащилась до Шона и несколько дней безвылазно скрывалась у него в свободной комнате, рыдая без передышки, так что ее брат – сначала не жалевший для нее ни чая, ни сочувствия – в конце концов переутомился от сострадания и посетовал, что она оставляет влажные следы на полированном деревянном полу.
Два месяца спустя Дебби бросила Джона, и теперь он пытался пролезть обратно в жизнь Джуно. Правда, пытался довольно вяло. Порой у него возникала потребность пообщаться – а это случалось примерно раз в неделю, как правило, ближе к полуночи, когда он засиживался в пабе допоздна. Тогда он звонил ей, говорил, что любит и хочет видеть. Подозревая, что ему просто-напросто приспичило трахнуться, Джуно все же разговаривала с ним тепло и доброжелательно, предлагала перезвонить утром, вместе пообедать и все обсудить. Повесив трубку, она замечала, что перспектива этой встречи занимает и волнует ее гораздо больше, чем ей бы хотелось. Память начинала с нежностью прокручивать эпизоды из их лучших времен, услужливо пропуская агонию финала. Но наутро Джон никогда не перезванивал, и еще целая неделя проходила, пока вдруг в полночь не раздавался очередной звонок. Во время последнего разговора он даже не удосужился приглушить громкость телевизора, и в трубку проникал звук порнографического фильма, который он смотрел, предлагая ей оплатить такси до Клапама. Иногда Джуно задавалась вопросом: интересно, а Дебби он звонил до или после нее?
