В Москву мы вернулись вместе. И в первый же вечер Андрей Андреевич высказал желание познакомиться с моими родителями. Я сопротивлялась изо всех сил. Представляла, как этот самодовольный лысый коротышка как ни в чем не бывало заявляет моей ошарашенной маме: я, мол, потенциальный жених вашей непутевой дочери. Но как ни странно, все прошло как по маслу. Андрей Андреевич пришел с бутылью двенадцатилетнего виски и огромной охапкой свежих роз. Сначала мы все ели приготовленные мамой блины, потом он заперся в комнате с папой, и они о чем-то долго договаривались.
– Мам, неужели он тебе нравится? – спросила я.
– Вроде приличный человек, – помявшись, ответила мама. – Самый лучший из всех, кто у тебя был.
– Ну, а Валера? Разве не он лучший? Он так меня любил…
– Понимаешь, доченька, этого недостаточно, – мягко ответила мама. – Андрей Андреевич может дать тебе такое, о чем ты и не смела мечтать. Когда-нибудь ты и сама поймешь…
Я переехала в пентхаус Андрея Андреевича. Мне выдали платиновую кредитную карточку, ключи от седьмой модели БМВ и угрюмого типа по имени Вася, который должен был стать моим водителем-телохранителем. Андрей Андреевич записал меня на курсы флористики, потом на курсы испанского языка, потом – на художественное бисероплетение. Это чтобы я не скучала. Хотя скучать и так не приходилось – не привыкшая к шальным деньгам, я целыми днями тратила, тратила, тратила. А его это почему-то умиляло. Он восхищался моей жадностью, жаждой жизни, называл меня прекрасной мещаночкой и все время повторял, чтобы я ни в чем себе не отказывала.
Я и не отказывала.
Белая норковая шуба в пол, брильянты, одежда из Третьяковского проезда (за один раз я могла оставить там тридцать тысяч долларов), швейцарская косметика hand-made, какие-то хитрые американские витамины, омолаживающие организм изнутри. Утром я уезжала из дома, а вечером возвращалась, шурша пакетами. Это был рай, если бы не сексуальный аспект. Впрочем, у Андрея Андреевича было восемнадцать постоянных любовниц плюс случайные интрижки, так что он меня беспокоил не слишком часто.
Иногда мы выезжали в Нью-Йорк, Милан, Рим, Рио. Там продолжалось то же самое – потребительский разврат, шопинг-оргии. Я не запоминала собственную одежду, украшения, крема. Покупала, покупала, покупала…
У меня не было времени вспоминать Валеру, но все же… Все же иногда ядовитые пары меланхолии пробивались сквозь броню потребительского оптимизма. Я вдруг – ни с того ни с сего, честное слово! – вспоминала аромат его загара, или его глаза, когда он улыбался, или то, как он меня называл – Русалочка (Андрей Андреевич придумал другое прозвище – Перепихонистая Сучка, впрочем, из его уст это звучало не обидно, а нежно и забавно).
Валера любил зарываться лицом в мои волосы.
Кстати, я сделала стрижку. В салоне «Жак Дессанж» посоветовали. Сказали, что длинные волосы – это лоховство. Манерный стилист так и выразился. Лоховство. Казаться лохушкой я, естественно, не желала, поэтому мои волосы пали на мраморный пол салона, и улыбчивая уборщица смела их в пластиковый совок. А у меня появилась стрижка, как у Виктории Бэкхем.
Меня записали к модному психотерапевту. Постоянный позитив – новый гигиенический стандарт богатого человека. Кукситься – неприлично. Как там поется: «Smile, motherfuck, smile…»
И – вершина триумфа! На день рождения Андрей Андреевич (впрочем, к тому времени он стал для меня просто Андрюшей) подарил мне фильм. В смысле, оплатил мое участие в фильме – я сыграла главную роль. Критики меня разгромили в пух и прах. Зато мое лицо появилось на обложке журнала «Yes». И еще долго меня останавливали на улице малолетки.
В общем, у меня и времени-то не было понять – правильно ли я поступила. А потом исчезло и само желание понимать. Я решила оставить сантименты беловолосой старости.
Когда-нибудь, мусоля пальцами дымящуюся папироску (а может быть, как бабушка лирического героя Гарика Сукачева, я буду курить трубку и пить огненный ром), я подманю изуродованным артритом пальцем, на котором будет серебряное кольцо с внушающим уважение агатом, одного из своих пятнадцати внуков. И скажу: ты знаешь, когда-то у меня был любовник, а у любовника – велосипед. И расскажу ему все. А потом мы вместе всплакнем, и я позволю ему впервые в жизни попробовать марочный коньяк.
Но это будет не скоро.
Впереди еще целая жизнь.
