Тренировки с Мэттом до сих пор были спокойными и приятными, учитывая то, какой он дотошный и собранный.
С Джереми я чувствую что угодно, но только не это.
***
Я взбираюсь по раскрошившимся бетонным ступеням и открываю дверь-ширму в наш трейлер.
Пачка масла, буханка хлеба и головка сыра лежат на кухонном столе подальше от буроватого участка, где отваливалась желтая штукатурка.
Мой старший брат готовит жареный сыр и слушает по радио игру Брэйвз. Ник бросает лопаточку, чтобы поцеловать мой лоб. Он пахнет солидолом и дымом от выхлопов, после того как менял масло в «Автозапчастях Колдуэлла».
Он переворачивает свой сэндвич. Тот шипит на сковородке, заставляя урчать мой желудок. Я умираю с голоду, но сомневаюсь, что смогу проглотить хоть что-то. Бег испортил мой желудок: я не могу понять, нужно ли мне поесть или посетить туалет.
– Ну как сегодня все прошло? – спросил Ник.
– Я пробежала!
– Все шесть миль?
Я киваю, и он сияет. Я никогда не видела его таким счастливым, как когда сказала, что буду тренироваться для марафона.
Он сгребает жареный сыр на тарелку.
– Ты голодна? Я приготовлю сэндвич и для тебя.
– Нет, спасибо. Согласно плану питания Мэтта, мне сегодня на ланч полагается съесть пиццу с салатом.
Тогда он выключает плиту и бросает сковородку в раковину, затем насыпает гору картофельных чипсов на тарелку, выключает радио и торопится в гостиную, чтобы посмотреть игру по телевизору.
Мама заходит на кухню, расчесывая свои влажные вьющиеся каштановые волосы. У Ника темные вьющиеся волосы от нее, а мои – прямые пшеничного цвета – должно быть, от папы. Она пытается что-то найти под кучей старых газет, полотенцем для рук и шаткой стопкой почты. Хватаю ее ключи с крючка, куда, несомненно, их повесил Ник, и передаю ей.
– Спасибо, – говорит она и кладет их в карман. Наши глаза встречаются всего на секунду, прежде чем мы обе отводим взгляд. – Как прошла тренировка, милая?
– Я пробежала до конца.
Она слегка улыбается:
– Я так рада.
Я киваю.
– Кайл был бы…
– Мама, просто прекрати! – говорю я, прежде чем могу сдержаться, и она вылетает за дверь, убегая от меня на свою работу в «Квик Пик». На секунду закрываю глаза, чтобы успокоиться. Я не люблю разговоры о нем, но не могу сдержаться и постоянно срываюсь, прямо как сейчас. Открыв глаза, осознаю, что мама оставила свой фартук кассира и конверт с купоном на столе.
– Мам, подожди, – кричу я, но она уже ушла. Она опять их забыла. Попрошу Ника сбегать в магазин и отдать ей, когда он доест свой ланч.
Пробегаю пальцами по черной жесткой ткани фартука. Подношу его к лицу, вдыхаю ее аромат точно так же, как делаю это с фланелевой рубашкой Кайла. Его запах давно уже выветрился, но ее запах – лаванды и чистящего средства, которым она протирает ленту конвейера – четкий и ясный, он заставляет меня скучать по объятиям. Мы с мамой привыкли постоянно обниматься, но не в последние месяцы с начала Рождества.
Не озаботившись стянуть с себя влажные шорты и топ, я иду в свою комнату и плюхаюсь на ярко-фиолетовое одеяло, которым застелена моя односпальная кровать. Максимально вытягиваю носки к потолку, стараясь избавиться от молочной кислоты, забившей мои икры. То, что я вся потная лежу на своей кровати, заставляет меня съёжиться от отвращения, но я слишком устала и у меня болит все тело, чтобы делать что-то еще, кроме как валяться. До Кайла я никогда не заправляла постель, но его отец – пожарный, и поэтому приучил его к этому, и я между делом переняла эту его привычку. Вся моя комната отчасти пустая, не считая кучи двадцати пяти центовых книжонок, которые я купила на распродаже в библиотеке.
До того, как Келси и я перестали общаться, мы любили собирать коров: будильник в виде колокольчика, занавески с коровами, рамки для фотографий с коровами, свечи в виде коров и даже коврик с коровами украшали мою комнату. Я убрала всех этих мычащих животных подальше, чтобы освободить место для плюшевых мишек, которых Кайл выиграл на Кофейной Ярмарке, и кедровых шкатулок, украшенных морскими ракушками, и китайских колокольчиков, которые он купил в нашей поездке в Мертл Бич. Я упаковала все его подарки, так как они заставляли меня грустить, но теперь из-за этого в моей комнате ощущается пустота.
После того как я потеряла его полгода назад, мама начала упрашивать меня сходить с ней за покупками, чтобы заново украсить мою комнату и заполнить свободное место, попробовать позаниматься с ней йогой – делать хоть что-нибудь. Я знала, что она желала мне добра, но мне ничего не хотелось.
Я неоднократно срывалась на нее: «Если еще хоть кто-нибудь скажет, что мне делать…» – будучи такой сукой, я чувствовала себя и лучше и дерьмовей одновременно.
«Я не знаю, как помочь тебе, Энни. Скажи мне, как тебе помочь», – плакала она, закрыв лицо руками.
Если бы она изобрела специальное зелье, стирающее память и ошибки, тогда бы я к ней прислушалась.
Я встретила Кайла в первый день девятого класса, когда дети из двух средних школ из округа Уильямсон объединились в Хандред Оукс для первого года обучения.
Я возненавидела его с первого взгляда. В первый же день мы играли в волейбол в спортзале, и он принял меня в свою команду. Я подала мяч, впечатав его ему в затылок, и он упал на пол. Я бросилась к нему: «Прости!» – думала, что ему больно, но обнаружила его хихикающим, как какая-то маленькая девочка. И до конца дня он и его друзья прикрывали головы, когда я проходила мимо них по коридору: «Это волейбольная ведьма!» – кричал Кайл.
Для меня четырнадцатилетней это было смертельным унижением. Поэтому я отомстила. На следующий день в спортзале я опять была подающей в волейболе и снова двинула Кайлу мячом по голове.
Он пригласил меня на школьные танцы в ту пятницу.
Вскоре у нас стало все серьезно, и мама была недовольна этим: «Ты закончишь тем, что забеременеешь в шестнадцать, как Уилла, которая живет на нашей улице», – так она говорила каждый раз, когда ловила нас за поцелуями. Она думала, что если я останусь с ним, то никогда не выберусь из трейлерного парка Оукдэйла: «Никогда не рассчитывай на парня, Энни. Полагайся только на себя, поняла?» – говорила она.
Но мне нравилось быть с ним. Мы любили сидеть, свернувшись калачиком перед телевизором с миской попкорна. Или когда он сидел на диване, играя в Ассасин Крид, а я, прислонившись к нему, погружалась в новый детектив, взятый в библиотеке. Мы всегда чувствовали себя непринужденно друг с другом, будто больше нам никто не был нужен.
