— Ты это помнишь? — сверкнув глазами из-под аквариумного стекла очков, удивилась учительница.
За столом загалдели: «Мы все это помним!» — и руки с рюмками потянулись к ее бокалу.
— Я хочу продолжить Толин тост, — сказал знакомым телевизионным голосом Саша Уваров.
— А мы уж думали, что ты стал такой знаменитый, что без гонорара рот не открываешь, — успела ехидно заметить подполковник МВД Батова.
— Не знаю, как остальным, а мне Галина Григорьевна дала возможность стать артистом. Она сделала искусство — потребностью, а слова — реальностью. Помните, как в те времена, цитируя на уроках не материалы съездов, а Библию, Галина Григорьевна подчеркивала, что в начале было слово. Если бы мне не открылось наличие смысла в словах, значение их места и сочетания, их звучание и многозначность, я никогда не смог бы произнести их со сцены так, чтобы зритель понял меня, режиссера и автора. Это открытие, это приобщение произошло в девятом классе, когда я получил в четверти двойку по литературе. Спасибо вам, Галина Григорьевна, за ту двойку, за то, что провели со мной столько часов в пустом классе, заставляя вникнуть в слова, написанные великими поэтами, за то, что научили понимать искусство.
— Спасибо, Саша. Я думала, ты давно простил мне ту двойку.
Все дружно засмеялись.
— А вот я до сих пор не простила Таньке неполученную пятерку, — сквозь смех проговорила с дальнего конца стола Марина Худякова.
— Ну-ка раскройся! — подначила ее четырежды бабушка Ира.
— Это, наверное, было уже в выпускном классе, тогда Галина Григорьевна изобрела хитрый способ заставить нас читать по — больше поэзии.
— Это когда одни декламировали любимые стихи, а… — начала Мила Крупинкина.
— А другие должны были угадать, кто их написал, — продолжил ее муж Витя.
— Да, — подтвердила «злопамятная» Марина, обращаясь к школьной подруге. Мы с тобой тогда увлекались Валерием Брюсовым, помнишь? Ты стихи прочла, я слышу, что они женские, значит, из круга его поклонниц. Темперамент в каждом слове бешеный, мистика, вулканы какие-то. Я предположила, что это та самая барышня, которая из-за него застрелилась, Львова. Бумажки с текстом и полным названием источника мы ведь вам заранее сдавали, Галина Григорьевна, да?
— Признаюсь, в этом была моя маленькая хитрость, — усмехнулась учительница. — Книг было не достать, вот я и выясняла таким образом, кто что дома имеет, чтобы при случае взять почитать к уроку.
— Ой, а мы-то думали, вы, нас проверяете, — изумилась Аня.
— Я тоже не знала, зачем мы бумажки сдаем, — продолжила Марина. — Так вот, поднимаю я руку после Танькиного выступления и говорю: «Надежда Львова». Галина Григорьевна головой качает отрицательно, а я была настолько уверена, что стала настаивать: «Посмотрите в тетрадку!» А вы мне так разочарованно: «Я могу отличить одну поэтессу от другой без шпаргалки». Татьяна между тем становится бордового цвета и вылетает из класса, а меня оставляют без законной пятерки.
— А в чем там дело-то было? — решил разобраться далекий от поэтических тонкостей, но любопытный Тиккер.
— Понимаешь, Таня прочитала тогда свои стихи, но выдала их за стихотворение малоизвестной Надежды Львовой, которой Брюсов, в период увлечения, посвятил книгу «Стихи Нелли», — подробно, как на уроке, пояснила литераторша.
— А зачем? — выразил недоумение конкретно мыслящий Женя.
— А потому что «невыносимо душе любовное молчанье», как писала Ахматова. Тане очень хотелось, чтобы кто-то ее признание услышал и ответил, — растолковала учительница.
— А кто? — заинтересовалась Ольга.
— Ну в кого вы все были влюблены? — ехидно прошипел Федулов. — В красавчика Емелю. — И он кивнул в сторону помалкивающего весь вечер, потертого жизнью до неузнаваемости Виктора Емелина.
— Да нет, в конце школы все в Боба влюблялись, меня уже разлюбили, — попытался отклонить он такую честь.
— Да, это уже не важно, — подвела итог Токарева, — а важно то, что у нас с собой есть гитара и сейчас мы будем петь песни старые, как наша дружба.
Все загалдели и зашевелились. Лобанов так же, как герой фильма «Ирония судьбы, или С легким паром!», не любил самодеятельности, поэтому вышел на крыльцо перекурить. Там, чуть сутулясь, стояла с сигаретой в руке многократная чемпионка школы, района и даже однократная чемпионка города по плаванию Вера Рыбакова.
— Привет, Мак! — улыбнулась она ему, ведь им еще не привелось перекинуться и парой слов друг с другом.
— Привет, Вера. Как это ты из спортсменок в артистки подалась? Вроде художественной самодеятельностью не увлекалась?
— Ты про любовь слышал что-нибудь? — иронично спросила Вера и тут же добавила: — Слышал, минут пять назад, так чего недоумеваешь? Я из спорта попала в аттракцион к иллюзионисту, которому моя тренированность подошла, а уж там прилетел Амур.
— Что я слышал про любовь, ты о чем? — удивился Лобанов.
— О Татьяниных стихах, из-за которых Маринка пятерку не получила, конспиратор ты великий. Столько лет прошло, хватит уже в секреты играть, — усмехнулась Вера.
— Я тебя не пойму, — протянул одноклассник.
— А я тебя. Жены нет, а ты на другом краю стола сидишь. Вон Олежка с Иришкой хоть и имеют шесть не общих детей, но, как в девятом классе, весь вечер за руки держатся, а ты перед кем выпендриваешься?
— Верка, тебе больше не наливать, ты заговариваешься, — попытался отшутиться Анатолий.
— А я с тобой пить и не буду, — вдруг окрысилась на него, в общем-то, не склочная одноклассница.
Лобанов хотел уйти, но любопытство его все-таки остановило.
— При чем тут Татьянины стихи?
— При том же… что и ваши страстные поцелуи на выпускном. Пойдем, спросим народ, все помнят, как вы вальс танцевали, а потом за шторами в зале целовались словно безумные? Не было или забыл? — напомнила Вера.
— Было, но забыл, оказывается. Поцелуи вспомнил, а про стихи все равно не понял, — честно признался Анатолий.
— Это тебе, Мак, больше не наливать, чтобы догадливость не пропил. Кому стихи-то были адресованы? — задала вопрос Вера.
— Не знаю, правда, — признался бывший одноклассник.
— Тебе, дорогой! Танька у нас девушка серьезная была, не то что Ирка с Юлькой. Она не стала бы писать одному, а целоваться с другим. Тебя она с девятого класса любила, но, видно, безответно. — Вера ловко щелкнула докуренной сигаретой в темноту и повернулась к двери, но Анатолий остановил ее.
— Постой, ты не рассказала про себя.
— Да ничего особенного. Полюбила дрессировщика, замуж вышла, начала с ним вместе работать. Спортивный характер не дал уйти, когда ничего не получалось. Потом все наладилось, — кратко изложила она историю своей жизни.
