Лесничему вместе с Ликвидатором выпало судить заезды на трассе «спринт», как ее официально обозначили организаторы, а Семь-сорок носился около пятых ворот на основном маршруте. Поскольку вся «спринтерская» трасса превосходнейшим образом обозревалась с командного бугорка, и на ней по правилам не могло одновременно находится более одной машины, то можно сказать, что Олег и Иван откровенно отдыхали и развлекались. Всего-то дел: дать старт с отсечкой времени, проследить, как экипаж проходит сложные места, да занести окончательное время в протокол. На спринт мог заявиться любой желающий, но поскольку общее время прохождения данной трассы было минимальным — от полутора до трех, изредка — четырех минут, сейчас уже готовились к старту последние экипажи.
Иван исподтишка наблюдал за Ликвидатором, поскольку еще при встрече понял: с парнем что-то не то. Он слишком громко смеялся чужим шуткам, слишком живо реагировал на все, что происходило вокруг. Все чересчур, все напоказ. Отрывался так, словно жил последним днем. Да и выглядел, честно говоря, не очень: похудел, под глазами черные круги. Весь как натянутая струна, нервный, дерганный. Утром перед завтраком успел хватануть пару бутылок пива и заесть жвачкой. Не лучшая диета.
С Олегом он тесно не общался, наверное, с Нового года. Перезванивались по телефону, изредка пересекались на часок-другой, и все. Поэтому заметить перемены, произошедшие с другом, было довольно сложно. Да и мало ли чем можно объяснить усталый вид или взвинченное состояние? Не выспался, на работе проблемы — настолько знакомо и приелось, что даже вникать в это не хочется. Но сейчас, глядя на буйно радующегося летнему дню Ликвидатора, Иван понял, что здесь что-то серьезное. Поэтому, как только финишировал последний «спринтер», и можно было пойти посмотреть на то, как проходят заезды на основной трассе, он напрямую спросил Олега:
— Слушай, что с тобой?
— Со мной? Все в порядке! Все просто супер!
— Ладно, другим будешь рассказывать, а мне не заливай, не надо. На себя в зеркало давно смотрел? Если б я тебя не знал, решил, что ты — либо наркоша, либо бухарик. Что с тобой творится?
— Да все нормально, старик, ты чего?
— Олег, давай начистоту: я сам терпеть не могу, когда кто-то в мою жизнь лезет, но и смотреть на то, как тебя плющит, я тоже не могу. Поэтому давай, колись. С Ленкой, что ли нелады?
— Ну, ты прям Шерлок Холмс! Гений сыска и знаток человеческих душ. Ну, а если я скажу, что да, нелады, ты что, волшебной палочкой взмахнешь и все решишь? Прости, сомневаюсь я, однако.
— И что у вас?
— Да ничего хорошего. Поторопился я на себя семейный хомут вешать, вот теперь и мечусь, как подстреленный, за свою глупость расплачиваюсь.
— А Ленка что?
— Что Ленка? Для нее только один свет в окошке — Санька. А я так, бесплатное приложение с кучей обязанностей и минимум прав. Денег дай, в магазин сходи, квартиру прибери, а все улыбки и нежности — малому. Мне, видать, не положено.
— Слушай, ты что, Ленку к своему сыну ревнуешь?
— Ой, только не надо таких громких слов! Просто я задрался, как последний идиот. И не понимаю, зачем мне это. Раньше я знал, что моей зарплаты на жизнь вполне хватает, да и на девочек и прочие удовольствия остается, меня любят и уважают, я сам решаю, как мне жить. А сейчас мною помыкают как коровьим хвостом и еще удивляются, чего это я дома не сижу?! Вот завтра вернусь, так такого наслушаюсь — уши в трубочку завернутся. Посмотрит пламенным взглядом, как комсомолка на фашиста перед расстрелом, хлопнет дверью, и хоть на коленях ползи, прощение вымаливай.
— А чего ты Ленку с собой не берешь, пусть бы тоже отдохнула? Ребенка бы на время бабушкам с дедушками сдали, чтобы хоть пару дней без детского крика провела.
— Шиш ей! Ты что, не понимаешь? Если ее с собой возьму, это означает, что Ленка, может быть, и отдохнет, а вот я — вряд ли. Она ж меня дома так замордовала, я ее уже видеть не могу! Еще и в выходные ее лицезреть прикажешь?!! Я не железный, у меня тоже нервы сдать могут. У человека есть право на уединение! И отдых так, как ему нравится. С Леной я проводить свои законные выходные не намерен. Все, точка.
— А ты хоть раз пробовал? Насколько я понимаю, у Ленки-то вообще выходных нет.
— И зачем они ей сдались? Это я пашу, как вол, да еще после работы бомбить езжу, чтобы нам троим ноги с голоду не протянуть, а она-то дома сидит!
— Ну, ты даешь! Тогда я Ленку прекрасно понимаю.
— То есть? В чем это ты ее понимаешь?
— Ухаживать за ребенком, да еще таким маленьким, как Санька, это стресс почище всех прочих. Не веришь — поспрашивай у того же Бегемота. Он, между прочим, на этой неделе свою жену в Сочи вывез. А в прошлом году специально младшую сестру просил, чтобы она его Надюшке по хозяйству помогала. А сам и ужин готовил, и пеленки стирал, и на молочную кухню мотался. Зато у них в семье — тишь да гладь, друг на друга смотрят, аж глаза лучатся. Вот это, я понимаю, и есть счастье.
— В каждой избушке свои погремушки. Если ты так за Ленку горой — то пожалуйста, приезжай, сюсюкай с ней, кашки ей вари, полы мой. Только моей ноги там больше не будет.
— Ты чего, вконец с катушек съехал?! Чего несешь?
— Что-то до фига у Ленки защитников объявилось! Прямо-таки комитет по спасению несчастной молодой матери от деспота и хама, по совместительству — отца ребенка! Все за нее горой, теща — та, по-моему, уже глаза мне выцарапать готова за то, как я с ее дочкой обращаюсь. А меня кто-нибудь в расчет принимает? Обо мне, моих потребностях кто-нибудь думает?
— Знаешь, Олежка, в одном ты, безусловно, прав: это действительно твое дело, тебе и разбираться во всей этой истории. Но мой совет — забудь о себе и подумай о Ленке, поставь себя на ее место, посмотри на жизнь ее глазами. Вы же такой классной парой были, я вам, было дело, даже завидовал по-белому. А теперь что: все насмарку? Как с первыми трудностями столкнулись, так вишни облетели, нежности закончились? Если вы из-за каких-то глупостей себе жизнь поломаете, сами же потом себя простить не сможете. Оно тебе надо?
— Слушай, Ванька, у меня уже голова кругом идет. Все мне чего-то советуют, предостерегают, наставляют. А я уже и не знаю: прав я, не прав? Единственное желание — забуриться куда-нибудь в такое место, чтоб ни одна сволочь меня там не нашла, и отдохнуть недельку-другую. Я просто боюсь сорваться. Я себя боюсь. Понимаешь, Ленка считает, что я должен делать все, что я делаю. То есть, я должен вкалывать до потери пульса, искать дополнительный заработок, привозить домой еду на неделю вперед. В любом случае должен, пусть хоть земля разверзнется. А раз так — благодарности мне за это никакой не положено. Вот я и думаю: на хрена мне так пластаться? Ей же сколько не дай — все мало. Мол, Санька требует, растет быстро и все такое. А я другого к себе отношения хочу, нормального, человеческого. А не этого потребительского. Всю душу вымотали, да еще и обижаются, что мне это не по вкусу приходится. И что прикажешь теперь делать?
