Схватив бумажную салфетку, она быстро вытерла щеку, одновременно попросив швейцара, чтобы тот направил мать и сестру к ней наверх. Не успела она открыть дверь, как Бет уже выскочила из лифта и побежала к ней по коридору с протянутыми руками.
– Вот и мы! – воскликнула она, крепко обнимая сестру. – Кажется, я первый раз не заблудилась! Дай-ка на тебя посмотреть… О Боже! Как ты всегда меня огорчаешь! Просто не понимаю, за что я так сильно тебя люблю. Клянусь, ты выглядишь по крайней мере еще на дюйм выше и на пять фунтов легче. И как только тебе удалось так вымахать? А я никак не могу вырасти выше пяти футов и трех дюймов.
Кэтрин с улыбкой обняла сестру.
– Ты прекрасно знаешь, Бет, что в пятнадцать лет я перестала расти. Да и вообще я выше тебя всего лишь на пару дюймов. – Она повернулась к матери и поцеловала ее. – Как ты себя чувствуешь, мама? Во всяком случае, выглядишь ты прекрасно. Как давно мы не виделись!
– Да, и я рада, что мы выбрались к тебе. У нас все в порядке – даже лучше, чем ты можешь себе представить… Кстати, когда мы ехали на Манхэттен, временами мне казалось, что новая «Чиветта» Бет провалится в рытвину, и мы никогда тебя больше не увидим!
Кэтрин рассмеялась.
– Какие еще рытвины?! Городская мэрия утверждает, что все дороги отремонтированы прошлым летом. Ах, Господи, да заходите же в квартиру! Сумки можно поставить в спальне. Думаю, что вы будете спать там вдвоем, а я лягу на диване. Одной на нем вполне удобно.
Они прошли через гостиную в маленькую спальню.
– Нам почти нечего распаковывать, – сказала мать. – Поэтому две минуты – и мы готовы. За обедом сообщим друг другу все важнейшие новости, а завтра не торопясь прогуляемся по магазинам, если, конечно, у тебя нет каких-либо других планов.
– Абсолютно никаких! – бодро ответила Кэтрин. – Меня все устраивает.
– «Не торопясь прогуляемся по магазинам» – какая наивность! – Бет поставила сумку на пол. – Пожалуй, я лягу сегодня пораньше спать. Я-то уж знаю, на что ты способна, мама, когда начинаешь носиться, выискивая покупку повыгодней. Да и ты такая же, Кейти.
– Я перевоспиталась с тех пор, как живу на Манхэттене, – весело отозвалась Кэтрин. – Так вы будете распаковывать сейчас сумки или нет? А пообедать можем, когда захотите.
– Давайте прямо сейчас, – заявила Бет. – Если честно, то я просто умираю с голода. После ленча прошла целая вечность.
Кэтрин с нежной улыбкой похлопала по округлому животику сестры.
– Уж не знаю, Бет, стала ли я выше и худей, но ты уж точно набрала несколько фунтов. Что с тобой? Ведь ты всегда заботилась о своей фигуре.
Бет и мать быстро переглянулись, и Кэтрин тут же все поняла. Так вот почему они так внезапно решили ее навестить! Засунув руки глубоко в карманы брюк, она поглядела на порозовевшее от смущения лицо сестры.
– У нас с Кеном будет ребенок, – почти шепотом сказала Бет. – Ах, Кейти, мы три года ждали этого, и вот наконец-то дождались! Мы так счастливы, что я просто летаю по воздуху! Меня даже радует утренняя тошнота, потому что доктор говорит, что это верный признак нормально протекающей беременности!
С невероятными усилиями – сама не зная как – Кэтрин удержала на губах улыбку, хотя внутри у нее все оборвалось. Она выждала еще немного, чтобы перестали дрожать руки, после чего решительно обняла сестру и запечатлела на ее щеке быстрый, полный любви поцелуй.
– Чудесная новость, Бет, просто чудесная! Я так рада за вас обоих, за тебя и Кена! – Она прерывисто вздохнула. – А я и не догадывалась ни о чем. Что же вы мне не сказали сразу?
И снова мать и сестра быстро переглянулись. На этот раз ответила мать.
– Ну, понимаешь, Бет и Кену не хотелось обременять тебя своими проблемами, Кэтрин. У тебя и своих бед хватало. – Она неловко кашлянула. – Ну, с Робертом, и вообще…
Кэтрин почувствовала, что ее улыбка куда-то ускользает, и поскорее вновь водворила ее на место.
– Конечно, понимаю. И когда вы ждете ребенка, Бет?
– Ко Дню Благодарения, в конце ноября. – Лицо Бет светилось безудержным счастьем. – Ах, Кейти, я просто в восторге! Не могу дождаться, когда пройдут эти пять месяцев! Для нас с Кеном это будет самый лучший праздник за всю жизнь!
– Не сомневаюсь, что так оно и будет. Для мамы с папой это тоже большая радость. Думаю, что им страшно не терпится стать поскорей дедом и бабкой. – Кэтрин взглянула на мать, но тут же отвернулась, не в силах вынести ее сияющих глаз. Снова набрав в грудь воздуха, она поскорей продолжила: – Родители Кена тоже, конечно, рады, хотя у них уже есть один внук.
– Да, но мы надеемся, что у нас родится дочка, и если нам повезет и наше желание исполнится, то у них появится первая внучка.
– Потрясающе! Не могу дождаться, когда скажу «привет» своей племяннице, хотя лично я, пожалуй, предпочла бы иметь племянника. Мне всегда больше нравилось играть в бейсбол, а не наряжать кукол.
Отчаянная улыбка Кэтрин в конце концов окончательно улетучилась, и вернуть ее не было ни малейшей надежды. Кэтрин бочком направилась к двери спальни, пытаясь на ходу придумать какое-нибудь оправдание для своего поспешного бегства.
– Пойду займусь обедом, а вы пока повесьте одежду в шкаф, хорошо? Я быстро.
– Я помогу тебе, – с готовностью предложила Бет. – Поболтаем, пока будем накрывать на стол.
– Не нужно! – Кэтрин поняла, что произнесла это слишком резко, и попыталась исправить положение, задержав еще на минуту закипающие на глазах слезы. – Лучше приляг и отдохни, Бет. Ведь тебя всегда укачивало в машине, даже без беременности, а дорога наверняка была напряженной: к вечеру всегда пробки. У меня почти все уже готово. Вот только запихну в печь квиш, да нарежу помидоры в салат.
Не дожидаясь ответа, она бросилась вон из спальни, а оказавшись на кухне, повернула все краны, чтобы шум льющейся воды заглушил звук рыданиий, сотрясавших ее тело.
Она плакала о Роберте, о его несостоявшейся жизни, об их ребенке, которого она потеряла еще до того, как смогла полюбить… Но было еще что-то, чего Кэтрин изо всех сил старалась не осознавать. Она чувствовала в своей душе пугающие признаки ревности, прорывавшиеся сквозь радость за сестру. Ну почему у Бет и любящий муж, и ребенок на подходе, а у нее – ничего? Не то чтобы она завидовала сестре и ее счастью будущего материнства, но внезапно ее захлестнуло осознание пустоты собственной жизни. Будущее представлялось ей бесцельным и тусклым. И – увы! – неоспорим был тот факт, что отчасти виновата в этом она сама.
Сунув квиш в печь, Кэтрин захлопнула дверцу и установила термостат. На пару кратких, пугающих мгновений она по-настоящему возненавидела Роберта за то, что он погиб и оставил ее наедине с мучительной тоской. Ведь страшно несправедливо, что ей приходится так страдать, и не осталось никого, кто мог бы ее утешить!
