У нас была традиционная католическая служба, и Ниам провела меня по проходу и передала Дэну. Дорин была моей свидетельницей. Идя по проходу в своем большом белом платье, я была переполнена сознанием того, что исполнилась моя мечта. В то же время я не верила, что это происходит в действительности. Моей единственной мыслью было: «Все на меня смотрят». Тем не менее это был самый вдохновенный момент моей жизни. Он был лучше, глубже, чем что-либо, что я когда-либо испытывала. Я была частью сказки, которую, как мне казалось, я давно забыла, но теперь я поняла, что она просто дремала во мне. Надежда с каждым годом все больше охватывала меня и с каждым же годом все глубже пряталась на дне души. Наконец все это прорвалось, когда я со всхлипываниями представила себе свои дальнейший путь до конца жизни. Это произошло со мной благодаря Дэну.
Дэн был уверен, что сможет сделать меня счастливой, но он ошибался. Невозможно сделать человека счастливым, это может сделать только он сам. Я верила, что Дэн любит меня, но сейчас я знаю, что этого было недостаточно. Необходимо, чтобы его любовь была взаимна.
И давайте взглянем правде в глаза, невозможно заставить себя полюбить кого-то, если химия там просто не работает.
Фолихтар, приход Охамор, графство Майо, Ирландия. 1932 год
Когда любовь чиста, это просто. Она накрывает тебя быстро и сильно, как град, и часто так же быстро проходит. Она заполняет твое сердце, а когда она уходит, ты чувствуешь себя опустошенной, словно необитаемая пещера.
Есть и другой вид любви. Та, что зарождается так медленно, что ты сперва не принимаешь это чувство за любовь. Она крепнет с каждым днем, но так неторопливо, что ты едва это замечаешь. Если твое сердце исполнено такой давней любви, оно уже никогда не будет пустым.
И, несмотря на то что я познала оба этих вида любви, все же я не хотела выбирать между ними.
Хотя долгое время я думала, что мне придется.
В тот момент, когда я взглянула на Майкла Таффи, все влюбленности и клятвы в верности, какие я когда-либо давала, показались мне неважными. Я ощущала весь жар своей крови, когда просто смотрела на него. Первый раз, когда его глаза встретились с моими, они поставили на мне клеймо; с того момента и навсегда мое существо определялось моей любовью к нему.
В течение всей моей жизни, которая была долгой и окрашенной эмоциями жены, матери, бабушки, я никогда не забывала, каково это — влюбляться столь мгновенно и без остатка. Я была готова последовать за ним на другой край света. Но когда я поняла, что не смогу, эта страсть лишь разрушила мой юношеский оптимизм.
Моя первая встреча с Майклом состоялась на вечеринке в доме Китти Конлан. Китти ловко занималась сводничеством, а в Охаморе тогда было просто нечего делать — только работать и ждать. Плохая, бесплодная земля и дурная история, запятнанная голодом и грязной политикой оккупации, означали, что из нашего края в Англию или Америку иммигрировали практически все подряд. Те же, кто остался, не знали, повезло им или нет жить дома, когда большая часть семей и соседей были в Нью-Йорке и Лондоне. Иногда возникало такое чувство, будто сотни тысяч тех, кто уехал со времен повального голода, увезли с собой саму землю Майо, выбив ее из-под наших ног. Мы ждали, когда наши мужчины вернутся с летней уборки картофеля в Йоркшире, неся дух приключений в карманах своих новых пиджаков и богатство в блестящих коричневых бумажниках. Тем временем нам приходилось развлекаться, разглядывая друг друга.
Я не возражала, когда на меня смотрели. Я не была стыдлива от природы. Некоторые люди считали., что я испорченная, иногда так думала даже моя мать.
— Она хочет всего и много!
Я помню, как она говорила это тете Анне в то лето, когда та вернулась из Америки.
— Ей все не так. Она хочет все делать по-своему. Я ей постоянно говорю: Бернардина, жизнь тяжела. А у нее голова забита глупыми понятиями.
Влюбленность, конечно, входила в категорию «глупых понятий». Люди постоянно заводили романы, но они редко заканчивались свадьбами. Брак был связан с землей, уверенностью в завтрашнем дне и деньгами. Выходить замуж по любви считалось безрассудством. Оглядываясь назад, я понимаю: моя мать просто боялась, что мой идеализм приведет к разочарованию и в конечном итоге к отчаянию.
Я была единственной девочкой из четырех детей, и мой отец пил. В то время ни у кого ничего не было. Женщина зависела от того, насколько усердно ее муж хотел трудиться. Ленивый мужчина, независимо от того, сколько земли у него было, доводил семью до бедности. Пьяница был и того хуже, потому что он мог сначала упорно и долго работать, а потом в пабе спустить все до пенни, считая, что он волен так поступать. С моим отцом так и было. Поэтому моя мать, кроме ведения домашнего хозяйства, еще работала как раб на ферме. Она забивала свиней для мясника из Балихауниса и продавала яйца бакалейщику в Килкелли. Оба мужчины предпочитали иметь дело только С моей матерью. Они понимали, что за человек был мой отец и что они обеспечивали нам единственный источник дохода. Они были достойными людьми, а та сомнительная цена, которую они назначали, свидетельствовала об отчаянии моей матери. Трудности сделали маму едкой, она была ссутулившейся, нелюдимой женщиной, всегда готовой пожаловаться. Она была несчастна. Я видела, какие неблагоприятные обстоятельства довели ее до такого состояния, и поэтому собиралась избежать их.
Мамина старшая сестра, Анна, была моей крестной. Законченная старая дева, она в 1910 году уехала в Америку и стала шить одежду для высокопоставленных и богатых заказчиков. Она вернулась в тридцатые «миллионершей», так в наши нищие времена называли того, у кого было больше одного пальто.
Тетя рассказывала мне о Нью-Йорке. Она читала книги и наслаждалась легкой обеспеченной жизнью, в которой не было мужчин, нуждавшихся в ее заботе. Она всегда была рада моей компании и часто просила мою мать оставить меня переночевать. Мы устраивали прекрасные вечера. Мы пекли изысканные картофельные пироги и щедро мазали их маслом и кислым крыжовенным джемом, который делала моя мать, жадно ели их, обсуждая соседские новости в мельчайших деталях. Анна рассказывала шокирующие истории об отношениях между людьми в Америке: сын того-то женился на еврейке, а этого убили в кулачной драке в баре. Я приукрашивала менее увлекательные истории красочными деталями, которые порой были просто фантастическими и имели мало общего с реальностью. Для меня дом Анны был дворцом, полным экзотических и красивых вещей: ваза для одной розы из тяжелого стекла цвета кошачьего глаза, горностаевый палантин, две красные подушки с золотой вышивкой, шелковое кимоно, искусно расшитое пионами и хризантемами.
