– Мама, Марк и Брайан живут в Сиракьюсе и могут добраться до тебя за десять минут, а мне надо ехать восемь часов на машине или шесть часов поездом. Это ведь не одно и то же, – напомнила я. Тысяча первое напоминание. Точно так же я объясняла матери, что не имею привычки вставать в полшестого утра и когда она звонит в этот ранний час, чтобы немного поболтать, я еще сплю.
– Ну ладно, тогда увидимся на День благодарения. – Сделав финт, Глория нанесла неожиданный удар. Черт возьми, как у нее это получается? Только я увернулась от празднования отцовского дня рождения, как она украла мою победу и приговорила к четырем дням каторжных выходных с семьей. Что ж, одна из главных черт любой пай-девочки – умение подавить гнев, прожевать обиду и изобразить счастливую улыбку.
– Отлично, – вяло сказала я. – Встретимся на День благодарения.
– Ты слышала, что Бет выходит замуж?
О, черт. Я совсем забыла про свадьбу Бет. Наверное, это что-то вроде психологической защиты против осознания простого факта – последняя из моих школьных подруг вы ходит замуж, и я остаюсь одна в строю старых дев. Мне все равно пришлось бы заезжать домой из-за свадьбы. А теперь еще и День благодарения! Вот дерьмо!
– Ну конечно, мама. Бет моя давняя подруга. Вчера по почте пришло приглашение, – вздохнула я, признавая свое поражение.
– Ее жених – врач-ортодонт, – одобрительно заметила мать. – Может, он сведет тебя с каким-нибудь своим приятелем.
– Меня не надо ни с кем сводить, – сказала я, стараясь не выдавать зубовного скрежета. Сет, жених Бетти, уже облысел и, как она говорила, во время секса обращается с ее клитором так, будто давит на кнопку телевизионного пуль та. Сет принадлежал к людям, одного взгляда на которых достаточно, чтобы понять, как они будут выглядеть через сорок лет – брови станут еще гуще, щеки обрюзгнут, пузо перевесится через штаны… И еще Сет будет бросать сальные взгляды на подростков, целующихся в последнем ряду кинотеатра.
– Ну разумеется, не надо. У тебя же есть Эрик. Ты привезешь его к нам на День благодарения и Рождество, – промурлыкала Глория, мягко закрепляя решение о моем обязательном присутствии.
– Мы с Эриком расстались.
Мать изумленно ахнула, и я представила себе, как на том конце провода она в полуобморочном состоянии судорожно хватается за кухонную стойку.
– Он бросил тебя! – истерически выкрикнула она.
Меня охватил приступ раздражения, и я заставила себя несколько раз глубоко вдохнуть, чтобы не сорваться. Мое безмолвие мать приняла за глубокую скорбь.
– Все еще наладится, родная. Ты поговоришь с ним, вы все еще раз обсудите. А ты следишь за собой, поддерживаешь форму? Помнишь, когда в колледже ты питалась сплошными жирами, то сильно располнела и испортила кожу. У тебя не было приятеля целых два года!
– О Господи, мама! С моим весом и фигурой все в порядке. И это я порвала с Эриком, а не он со мной, – не выдержала я.
– А что между вами произошло? – потребовала ответа мать. Она не унималась до тех пор, пока я не выложила все, опустив лишь подробность насчет странного, неестественного запаха, исходившего от Эрика, – я знала, этого ей не понять даже через миллион лет. К тому времени как я успокоила мать (да, я поступила правильно; нет, мне еще не поздно выходить замуж; да, я абсолютно уверена, что Эрик – не мой Единственный) и наконец-то положила трубку, краска на моих волосах уже перешла из очаровательного платинового оттенка в грязный и блеклый, но при этом явно розовый цвет.
– Черт! – сказала я своему отражению.
Я уставилась в зеркало, желая, чтобы пряди волос, торчащие из отверстий полиэтиленовой шапочки, снова при обрели элегантный золотистый или хотя бы мой натуральный, уныло-русый, цвет – что угодно, только не этот малиновый пожар. Я изо всех сил старалась не думать о трех сотнях, которые Джино содрал с меня за коррекцию цвета в прошлый раз – тогда я тоже выкрасилась в розовый. Почему я снова и снова повторяю свою ошибку? Почему бы мне сразу не отдать сто пятьдесят долларов за мелирование и не выйти из салона с волосами благородного, изысканного оттенка, примерно как у Джоди Фостер, вместо того чтобы платить вдвое больше за тусклый коричневатый цвет, который Джино наколдует, чтобы скрыть розовый? Почему?
Очевидно, у меня какой-то особый тип амнезии, если я раз за разом забываю, что попытки выкраситься средством из пакетика заканчиваются плачевно.
Ладно, надо попробовать исправить положение. Если сбегать в дежурную аптеку и купить упаковку концентрированной перекиси водорода, можно по крайней мере вы светлить волосы добела. Эффект получится чуть более радикальным, чем я планировала, но иного выхода нет. Сегодня суббота, парикмахерская закрыта до вторника. Не могу же я в понедельник заявиться на работу с розовыми волосами!
Передо мной стоял и более серьезный вопрос: как до браться до аптеки с полиэтиленовым чепчиком на голове? Перекрашенные пряди отделены от остальной массы волос, и если я сниму шапочку, то ни за что не сумею отбелить их. Мне придется осветлить всю голову, и в итоге я буду выглядеть так, будто живу в пыльном городишке где-нибудь на западе Техаса и подаю усталым дальнобойщикам застывшие бифштексы под соусом чили. Я перерыла весь шкаф в поисках шляпы, однако нашла только шуточный подарок Нины – бейсболку с вышитой красными нитками надписью «Петухи» (сокращением от «Бойцовских петухов», эмблемы университета Южной Каролины). Я нахлобучила бейсболку и, как могла, подоткнула под нее завязки от чепчика. По бокам они все-таки вылезали, но больше ничего поделать было нельзя, разве что обернуть голову широким шерстяным шарфом, а учитывая, что на дворе стоял август, вид у меня был бы еще более дурацкий. Я коротко помолилась, чтобы не встретить никого из знакомых, пристегнула поводок к ошейнику моей вреднющей собаки, мопса по кличке Салли (реакцией на мою доброту стало недовольное рычание – Салли очень четко различает, что ей нравится, а что нет; прогулки совершенно точно попадают во вторую категорию), и мы вышли за дверь.
Аптека находилась всего в двух кварталах от моей крошечной, размером с почтовую марку, квартирки в районе Дюпон-Серкл. Я спешила, таща за собой Салли, которая повизгивала сзади, возмущаясь вынужденной пробежкой. Впереди уже засветилась голубая неоновая вывеска аптеки, как вдруг что-то белое пронеслось в темноте, сделало не сколько кругов, а потом налетело на Салли. Оказалось, что это пес какой-то немыслимой помеси пород. Обезумев от счастья, он пытался взгромоздиться на Салли со страстью сексуально озабоченного первокурсника. Салли не та штучка, которая будет терпеть, если что-то ей не по душе, и выразить свои чувства она тоже не постесняется (вот у кого мне следует поучиться). Поэтому она издала пронзительный вопль, цапнула несостоявшегося ухажера за нос и запрыгнула мне на руки, театрально высунув язык и тяжело дыша после нервного потрясения. Меня же больше волновала судьба четвероногого Ромео, который, несмотря на явные следы зубов на бархатном носу, не потерял интереса к Салли. Более того, теперь, когда она ясно дала понять, что он недостоин обнюхать ее зад, песик проявлял еще больше энтузиазма. Мужчины все одинаковы, подумала я, наклоняясь, чтобы погладить его белую шерстку. Сидя у меня на руках, Салли немедленно оскалила зубы на дерзкого кавалера и изобразила глубокий обморок, буквально закрыв лапой глаза, точно актриса в немом фильме.
