Однажды, когда они что-то обсуждали, стоя в Димкином подъезде, Наташка, изрядно выпившая, возвращалась домой. В расстегнутом легком плаще, под которым была прозрачная блузка и короткая юбка над полными ногами, в ажурных колготках да еще в новых полусапожках на каблуке – не каждая девушка могла себе позволить так сексуально одеться – она выглядела сногсшибательно.
Тряхнув коротко стриженными светлыми волосами, Наташка близко подошла к пацанам и спросила, смеясь:
– Что, огурцы, дозрели?
– Да! – со стыдной надеждой ответили ребята.
– Тогда пошли!
– Вдвоем?
– Но вас же только двое?
И они отправились к Наташке, в ее однокомнатную квартиру. На стене около дивана висел красный ковер с рисунком – по тем временам признак роскоши. В углу стоял черно-белый телевизор и, к удивлению ребят, видеомагнитофон. Наташка нажала на кнопку, и Димка с Эдиком раскрыли рты. Они слышали про видеомагнитофоны и порнофильмы, но видели это впервые. Впрочем, и без кино за эрекцией дело не стало.
– Эй ты, носатый! – Наташка позвала Эдика. – Будешь первым.
Димка стал вторым…
Сам процесс прошел быстро и неряшливо. От пьяной Наташки пахло водкой и потом, зато появилось полное моральное удовлетворение – они стали мужчинами.
В награду оба получили гонорею… У Эдика она протекала особенно тяжело.
Через две недели Димка, преодолевая стыд уговорами, что его мама все-таки врач, рассказал о случившемся Галине.
– Что, гной из хвоста капает? – брезгливо спросила она.
– Да. – Димка даже не покраснел, настолько ему было плохо.
Целую неделю мама делала уколы, и у Димки все обошлось.
А вот Эдика, стеснявшегося прийти в кожвендиспансер, пришлось оперировать: инфекция привела к воспалению верхней плоти. Фаина так ничего и не узнала.
– Зато теперь он настоящий еврей, – сказала Димина мама, которая лично отводила Эдика к знакомой врачихе.
– А я? – поинтересовался сын.
– А тебе мы это сделаем в Израиле.
– Это когда же? – поразился Дима.
– Когда время придет, – уверенно ответила Галя.
Началась перестройка, открылись границы, и многие евреи начали уезжать кто куда, главное – подальше от Советского Союза. Димина мама всерьез засобиралась ехать в Израиль.
– Почему в Израиль? – не понимал Дима. – Я хочу в Штаты. Там все-таки папа…
– Твой папа нас к себе не зовет, за четыре года позвонил восемь раз, прислал три письма и пятьдесят рублей денег. А из Израиля мы уже получили приглашение. Теперь целый год придется собирать документы и продавать вещи. С собою в Землю обетованную можно брать только деньги и знания. Английский ты более-менее знаешь, начинай учить иврит.
Димка решил, что год – это очень долго, и успокоился.
Между тем пришла пора выпускных экзаменов и первой любви. Оба, конечно, влюбились в одну девушку – Эллу, первую красавицу в классе. Димке нравилось, что она была умной, а Эдик был в восторге от ее смазливой мордашки и длинных волос. К тому же он привык все делать за компанию с другом.
Они так и ходили везде втроем, пока Элле все это не надоело и она не вышла замуж за Мишку, их одноклассника. Оказывается, после долгих, изматывающих ее девичье терпение прогулок с Димой и Эдиком по паркам и улицам Вильнюса она спешила к Михаилу и отрывалась с ним по полной программе. Дима и Эдик тяжело пережили ее предательство, но в глубине души оба были довольны тем, что им не пришлось рассориться.
Окончив школу, Эдик решил поступать в медицинский, чтобы лечить бабеньку.
У него было не очень хорошо с оценками по гуманитарным предметам, зато точные науки ему давались легко, и по ним, как и по химии и биологии, в аттестате стояли твердые пятерки.
В Вильнюсе мединститута не было, и Эдик поехал в Москву.
Одновременно Димина семья получила разрешение на выезд.
Уехали, без сожаления продав квартиру, обстановку и вещи. Денег получили мало – литовцы и русские, соседи и знакомые, без зазрения совести воспользовались их безвыходной ситуацией.
Галина сразу устроилась в Израиле на работу, правда, только медсестрой. Чтобы получить место врача, ей предстояло в следующем году подтвердить свой диплом.
Леночка пошла учиться в школу рядом с домом. Проблем с языком у нее не было, почти в каждой школе Израиля в то время существовал русскоязычный класс. Но заново учить иврит пришлось всем с первого дня пребывания на исторической родине.
Спустя полгода Диму забрали в армию. Он попал в танковую часть, где ему сильно доставалось за нерешительный и излишне деликатный характер, но к концу службы он сильно изменился.
После армии Дима пошел учиться в Хайфский политехнический институт – Технион, как его здесь называли. Учился, как и в школе, отлично, а подработку нашел по месту прежней службы.
Эдик поступил в Первый медицинский институт имени Сеченова.
Он учился с таким остервенением, что очень быстро стал заметной фигурой на потоке.
Среди тысяч студентов Эдик отличался некоторой, как говорили его однокурсники, «диковатостью».
После жизни в Вильнюсе, с его неторопливостью, сумасшедший ритм Москвы окончательно закомплексовал его. Триста тысяч населения литовской столицы казались ему когда-то немыслимым скоплением народа. Теперь он увидел, что такое город в десять миллионов, треть из которых – приезжие.
Эдик получил койку в общежитии и, в отличие от большинства студентов, не загулял на неделю, а уткнулся в учебники.
Не привыкший к особой чистоте в квартире бабеньки, где самым ценным предметом являлась старинная эмалированная ванная на кухне, а вместо стекла в форточке двадцать лет торчала фанерка, он не обращал внимания на грязный пол, мутное окно и обертки на столе.
Не избалованный кулинарными изысками, он с удовольствием обедал в студенческой столовке. У бабеньки любимым блюдом была вареная курица и все, что к ней прилагалось, то есть бульон, а после жидкий супчик на том же бульоне, с окончательно разварившимися остатками курицы. Теперь же Эдик с удовольствием ел котлеты, сосиски и даже свиную поджарку, которую бабушка принципиально не признавала.
В Вильнюсе Эдик чувствовал себя изгоем, дружил только с Димкой, и никто не лез к нему с предложениями дружбы. В Москве, где шестьдесят процентов студентов были иногородними и выходцами из «дружественных» пятнадцати республик, приходилось ежедневно общаться с новыми знакомыми. Эдик с ходу стал отличником, и многим ребятам позарез были нужны его конспекты. Но дружить не получалось – он почти не пил, у него не было свободных денег, и он не умел рассказывать анекдоты.
