Я не пустила Джекмена в кабинет, а повела его дальше по коридору в уединенную комнату для отдыха. Будь он менее обдолбан, удивился бы, куда я его веду. Но он, похоже, полностью покорился действию коктейля из анаши и лекарств. Счастливый, он шаркал рядом со мной, тыкая пальцем в фиолетовые точки, которые, по его словам, наполняли коридор, словно теплые, сияющие пузыри.
— Одна сидит у тебя прямо на носу, словно большая фиолетовая родинка, — сказал он, легко касаясь моего лица своим восьмидесятитрехлетним, насквозь прокуренным пальцем.
— Спасибо, я обязательно схожу к дерматологу, — ответила я, сражаясь с большим окном комнаты для отдыха. Наконец оно сдалось и открылось достаточно широко, чтобы через него могли пролезть напичканный наркотиками старик и советник по здравоохранению, которого вот-вот уволят.
«Пожалуйста, пошли нам такси, пожалуйста, пошли нам такси», — молилась я Богу Такси, помогая Альфреду Джекмену приземлиться на тротуар. В сложной ситуации я часто обращаюсь к пантеону весьма своеобразных божеств, в надежде, что они услышат мои искренние молитвы. Интересно, люди часто молятся Богу Такси? Я рассчитывала, что он вознаградит меня за внимание скромной милостью.
Как только мы вылезли в окно, к остановке напротив подъехало такси, словно манна небесная. Я помогла Альфреду Джекмену забраться на заднее сиденье и увидела в зеркале, что водитель морщится.
— Он очень старый и плохо себя чувствует, — любезно объяснила я. — Не могли бы вы отвезти его обратно в «Хиатт Редженси» на перекрестке Нью-Джерси и Конституция-авеню?
Водитель на редкость равнодушно пожал плечами. Альфред Джекмен повернулся ко мне.
— Мы едем на слушание? — спросил он, отмахиваясь от воображаемых узоров, которые обнаружил в салоне такси.
— Слушание перенесли на завтра. Я загляну к вам в отель сегодня днем, чтобы зачитать новое расписание, хорошо? — Я широко улыбнулась.
Он погладил меня по руке.
— Конечно, конечно. Знаешь, и от меня может быть толк, детка.
Нет уж, ты и так слишком много сделал.
Я протянула водителю последние десять баксов — последние до тех пор, пока не обналичу еженедельный чек (немногим более десяти долларов, старая добрая правительственная зарплата), и отправила обоих красавцев в путь.
У Ральфа не было времени — он проверял группу туристов и только удивленно посмотрел на меня, когда я через несколько секунд возникла в дверях. Сомневаюсь, что он стал бы расспрашивать, даже если бы не был занят. Несмотря на связавшую нас подземку, в сущности, я всего лишь одна из легиона юных сотрудниц, что проходят мимо него год за годом. Пока не срабатывают охранные устройства, Ральфу нет особого дела до того, почему я вошла в здание, хотя вроде бы не выходила.
Я влетела в зал заседаний в тот момент, когда председатель произнес:
— Возможно, мы не будем заслушивать сегодня показания мистера Альфреда Джекмена. В последний раз спрашиваю, здесь ли мистер Джекмен или кто-нибудь из его представителей?
Я чувствовала, что Р.Г. впился в меня ястребиным взглядом, но не смогла посмотреть на него. Вдохнув побольше спертого воздуха, я подошла к микрофону на столе перед группой сенаторов. Даже на трезвую голову ужасно странно понимать, что все эти видные политики и журналисты смотрят только на меня.
— Мистер Джекмен заболел, — проскрипела я тонким, ломким голосом. Вовсе не тем четким, плавным, уверенным тоном, который готовила для подобных минут. Более того, я еще и дрожала. Потрясающе.
— Прискорбно, — пророкотал председатель.
Я вцепилась ногтями в ногу, чтобы перестать дрожать прежде, чем решат, будто я тоже больна.
— Да, — услышала я свой голос, — мистер Джекмен приехал, чтобы дать показания, но неожиданно сказались пагубные побочные эффекты от лекарства, которое он принял для облегчения своего состояния.
Отлично, пока ни слова лжи. Я молила Бога Убедительных Объяснений улыбнуться мне.
— Как комитету, возможно, известно, мистеру Джекмену приходится ездить в Канаду, чтобы покупать лекарства, которые ему крайне необходимы для борьбы с ужасной болью. Ему восемьдесят три года, и подобный стресс легко может привести к изнеможению. Несмотря на это, он с нетерпением ожидал сегодняшнего дня, дабы рассказать о себе комитету, в надежде сыграть скромную роль в улучшении качества жизни миллионов пожилых граждан, которые умоляют своих представителей в Вашингтоне разработать для них полный план льготного обеспечения рецептурными лекарствами.
Краем глаза я заметила, как некоторые репортеры что-то строчат в блокнотах. Может, я и вправду сумею выпутаться?
— Однако, несмотря на самые благие намерения, мистер Джекмен оказался не в состоянии выступать сегодня утром.
Это уж точно.
— Учитывая обстоятельства, он понадеялся, что сможет отложить свое выступление на завтра.
Я замолчала и задержала дыхание. Наверное, лучше было дышать, но я слишком нервничала. В пятом классе я победила в чемпионате по задержке дыхания за обеденным столом, поэтому не сомневалась, что дождусь ответа, не рухнув в обморок. Председатель поправил очки и прочистил горло. Я еще не посинела? Давненько же я не тренировалась.
— Комитет надеется, что мистер Джекмен почувствует себя лучше, и собирается заслушать его свидетельские показания завтра утром, — пропел председатель.
Дыхание, милое дыхание. Уфф — спертый, спертый воздух. Я совсем об этом забыла. Но самое важное и невероятное — несчастье удалось аккуратно предотвратить. Я кивнула сенаторам и попятилась от микрофона, мысленно отплясывая победный танец.
Наверное, стоило подождать с ликованием, потому что на обратном пути я была так рассеянна, что зацепилась за шнур от камеры и рухнула прямо на сидящих журналистов. Очень полный, средних лет журналист из «Ассошиэйтед Пресс» в целом смягчил мое падение, но, отчаянно размахивая руками, я умудрилась заехать в челюсть его юному соседу из «Вашингтон Пост».
Я услышала, как Р.Г. быстро задает председателю какой-то вопрос по программе заседания, и молча поблагодарила его, что он отвлек внимание от места крушения.
— Простите, ради бога, — прошептала я своим жертвам, когда восстановила контроль над вывернутыми конечностями и отношения с силой тяжести.
— Все нормально, я даже не заметил, — подмигнул мне пухлый репортер.
Я ему поверила. Но его соседу повезло меньше. Лицо, которое при других обстоятельствах можно было бы назвать красивым, украшала здоровенная царапина, очки валялись где-то под стулом. Он с таким несчастным видом шарил вслепую руками, что стало ясно — без них он ничего не видит. Я поспешила на помощь, сильно наступив при этом ему на ногу. И не мягкой ярко-красной кроссовкой, нет, но неумолимой бежевой сандалией на остром каблуке. Он завизжал от боли и треснул меня, стараясь защититься от неведомого безумного врага, решившего его покалечить. Конечно, именно так все и выглядело, но я же действительно старалась искупить свою вину. Я нашарила очки в черной оправе и ласково вложила их ему в ладонь.
