ГЛАВА 3
Олег
Пропускаю девочек вперед, в прихожей срабатывает датчик движения, освещая комнату. Дом у нас небольшой, но нам с Полиной много и не нужно. Да и не люблю я огромные особняки, где все помпезно и дорого, но очень холодно, коттеджи с множеством комнат, в которых никто и никогда не будет жить. Наша Снегурочка мнется на пороге, с интересом осматриваясь. Неудобно девочке нас стеснять. Меня забавляет ее скромность, в наше время не сыскать таких скромниц.
— Так, раздеваемся и моем руки. Полина, покажи тут все Агнии Александровне и сама переоденься! — командным голосом выдаю я. Моя дочь привыкла, просто кивает, а вот наша Снегурочка распахивает глаза, словно я обругал их. Очень нежная или запуганная? Сказал бы, что чересчур. Или я разучился общаться с такими тонкими барышнями?
Снимаю верхнюю одежду и поднимаюсь наверх, в свою комнату. Мне нужен душ и чуть-чуть тишины. Слишком много сегодня было суеты. Мне необходимо выдохнуть.
Быстро моюсь, переодеваюсь в футболку и домашние брюки. Прохожу в кабинет, совершаю пару звонков по работе, откидываюсь в кресле, закрываю глаза и дышу, пытаясь расслабиться. Тишина, глубокий вдох и медленный выдох. Головная боль медленно отступает. Я умею полностью себя отпускать и ни о чем не думать, расслаблять тело настолько, что оно становится невесомым, это помогает восстановиться, снять усталость и раздражение.
Где-то внизу что-то очень громко разбивается. И я включаюсь, а головная боль возвращается. Вдыхаю поглубже, стискиваю челюсти и выхожу из кабинета, спускаясь вниз. Со стороны моей кухни слышен шепот Поли и ее воспитательницы. Останавливаюсь в дверях и наблюдаю за катастрофой. Мой бежевый керамический пол залит персиковым соком, который до этого находился в стеклянном кувшине, от которого теперь остались только мелкие осколки. Поля стоит ногами на кухонном диванчике, а наша Снегурочка суетливо собирает руками осколки с пола.
— Я помогу, — предлагает дочь.
— Нет, стой там! Ты можешь порезаться, — немного истерично отзывается Агния. — Ай, — сама режется осколком и сует палец в рот.
— У тебя кровь? — беспокойно спрашивает Полина, пытаясь слезть на пол.
— Все хорошо, не слезай! — девушка суетится, продолжая собирать осколки. Кровь с ее пальчика капает на пол… Разворачиваюсь, ухожу в коридор, надеваю тапочки и подхватываю обувь для Поли и Агнии.
— Так! — привлекаю к себе внимание. Поля смотрит на меня виноватыми глазами, а вот девушка вздрагивает, резко оборачиваясь. Да что же она такая запуганная?! — Надевайте тапочки, — ставлю одни возле Полины, а другие перед девушкой. Она послушно обувается и смотрит на меня, как нашкодивший ребенок, вновь автоматически подносит окровавленный палец к губам. — Дай сюда руку, — сам хватаю девушку за запястье и подтягиваю к раковине, ступая по разлитому соку. Открываю холодную воду и смываю с ее пальца кровь. Разрез небольшой, но по тому, как кровь не останавливается, понимаю, что рана глубокая.
— Папа, не ругай Агнию Александровну, это я разбила, — Поля шлепает по осколкам и соку.
— Сядь на место! — рявкаю я. Поле не страшно, а вот Снегурочка вздрагивает и сжимается. Я такой страшный? Или перегибаю?
— Можно, я сама? — робко произносит она, дергает рукой, немного морщась, и я понимаю, что слишком сильно сжимаю ее запястье. Отпускаю и ухожу в ванную, достаю из аптечки антисептик, ватный тампон, жидкий бинт и пластырь. Возвращаюсь и вижу, что вода не помогает, кровь так и капает.
— Плохая свертываемость? — спрашиваю, и Агния кивает, глубоко вздыхая. — Ясно.
Вновь беру ее руку, девушка пытается вырваться, но я сжимаю запястье, не позволяя это сделать. Подчиняется, кусая губы, настороженно за мной наблюдая. Промокаю тампоном кровь, поливаю антисептиком, вновь промокаю и наношу жидкий бинт.
— Подсохнет — заклеишь, — вручаю девушке пластырь. — А теперь обе марш из кухни в гостиную! — открываю кладовую и достаю швабру.
— Давайте, я сама уберу! — девушка тянет руку.
— Я сказал, в гостиную! — повышаю голос, но не злюсь, просто забавно видеть, как Снегурочка на меня реагирует. Поля соскакивает со стула, берет воспитательницу за руку и тянет за собой. Выдыхаю. Раньше у меня в доме была одна хулиганка, а теперь их две.
Быстро убираю осколки, протираю пол и открываю холодильник. Нужно что-то приготовить на ужин, но… сил нет. Обычно Полину кормила няня. А я мог обойтись легкими перекусами. Готовить я умею, но не очень люблю, только под настроение. А сейчас настроения нет от слова «совсем».
Иду в гостиную, а там Полина хвастается лиловым платьем принцессы.
— Правда, красивое?
— Да, очень. Ты будешь самой красивой, — улыбается Агния. — Это тебе мама выбрала?
— Нет, я сама, а папа купил.
Мама у нас такими вещами не занимается. Ей некогда, у нее вечный полет фантазий или творческий кризис, неизвестно что хуже.
— А корону и палочку? — замечая меня, спрашивает Полина.
— Купим в выходные, — прохожу, сажусь в кресло и тру виски, пытаясь избавиться от головной боли. На глаза давит. Боль не сильная, но монотонная.
— А я бы еще ленту лиловую в волосы вплела, — предлагает Агния.
— Папа, ты купишь мне ленту? — Киваю, выдыхая.
— Ура! — Полина начинает прыгать.
— Поля! Голова болит, на полтона ниже. Я закажу ужин. Что ты будешь? Рыбу или курицу?
— Я хочу пиццу.
— Нет, это тяжелая еда на ночь.
— А я хочу, — упрямится дочь.
— Я говорю, вредно! Закажу тебе рыбу.
— Фуу, не хочу рыбу, — хнычет, надувая губы.
— Тогда курицу, — вынимаю из кармана телефон.
— Пиццу с курицей, — хитрит Поля, и я прищуриваюсь.
— Агния? — выгибаю брови в ожидании ее ответа, а она отрицательно качает головой.
— Я не голодна.
— Алло, девушка, можно нам две порции семги под сливочным соусом с овощами на гриле. Нет, картофель не нужно, лучше батат. И пиццу с курицей и сыром.
Агния округляет глаза. Да я только с виду такой грозный, на самом деле дочь вьет из меня веревки.
— Ура, пицца! Спасибо, папуля! — Полька чмокает меня в щеку и убегает с платьем к себе в комнату.
— Я, правда, не хочу есть… — произносит девушка и натягивает свое платье на колени. Она все никак не может расслабиться. Сидит ровно, на краешке дивана. Осанка ровная, статная, как у аристократки. Рассматриваю ее, склоняя голову.
— Ну что ты, как ребенок. Ты замерзла, устала, тебе нужно поесть. Ужин легкий, на фигуре не отразится, — усмехаюсь. — Денег за него не возьму, — шучу я.
Девушка складывает губки бантиком, а потом прикусывает их. Захватывает нижнюю губу и медленно отпускает. А я, как мальчишка, смотрю на эти губы, красные, немного обветренные, и хочу к ним прикоснуться. Провести подушечкой пальца, заставляя приоткрыть ротик, погладить, глядя в ее кристально чистые глаза. А потом попробовать ее губы на вкус. Мне почему-то кажется, что они сладкие, как спелые ягоды. Провести по ним языком, втянуть в рот и закатить глаза от удовольствия…
Ох, не о том думаешь, Смирнов! Все от недостатка интима. Я работал много последнюю неделю, потом Поля приболела, не было возможности встретиться с Верой. Сегодня планировал, но опять не сложилось. Вот и засматриваюсь на красивых Снегурочек.
— Спасибо вам большое, мне, правда, так неловко, — оправдывается она. — Никогда не была в таком положении, — вздыхает, сглатывая. А я продолжаю трогать ее глазами: смотрю на русые волосы с медовым оттенком, представляя, как распускаю их, срывая заколку, и любуюсь, как рассыпаются по плечам. — Я очень вам признательна, такие мужчины сейчас редкость, — вдруг произносит она и осекается, словно сказала лишнее, глаза отводит, осматривая камин.
— Какие «такие»? — выгибаю брови, мне интересно с ней беседовать. Девушка гораздо глубже, чем казалась. Такая мягкая, женственная, утонченная, словно из девятнадцатого века. На нее хочется смотреть и раскрывать, как произведение искусства. Подмечая все новые и новые прелестные детали. Это строгое платье, длинная шея, бархатная кожа, розовые щеки. Аааа! Смирнов, остынь. Она ведь девчонка совсем.
