No ordinary Love
Я все еще плачу по тебе.
Я все еще лечу к тебе.*
10
Ева ведет меня через улицу в сторону зеленой прохлады, со смехом перепрыгивая через замысловато переплетенные трамвайные пути. Впервые слышу ее смех. Он такой же, как она. Свежий. Настоящий.
Этот день, определенно, самый лучший.
Некоторое время мы идем молча. Но это не неловкое молчание. Это приятно.
— Ева, скажи, что самое главное в жизни? — спрашиваю ее, когда мы прогуливаемся в сквере возле ее училища.
— Любовь.
Меня больше не удержать. Прижимаюсь в порыве к ее губам. Через секунду меня охватывает страх, что она не ответит.
Когда она отвечает, мы расцветаем.
Ее губы нежные и несмелые, но небезучастные. Это главное.
Всю прогулку мне хочется касаться ее. Не выпускаю ее руки из своей.
Не покажется ли ей странным мое желание останавливаться каждую минуту ради поцелуя?
Думаю, лучше делать это с интервалом в пять минут. Этого должно быть достаточно, чтобы не смутить ее и не спугнуть.
А что, если, скажем, каждые три?
Ладно.
Четыре.
Может быть в следующий раз рискнуть и поцеловать с языком?
Не буду торопиться. У нас еще много времени.
Мы заходим в небольшое кафе на краю сквера. Вынимаю из карманов и кладу на стол две растаявшие на солнце шоколадки. Они слиплись друг с другом в моих руках. Я оставлю их так.
Заказывая для нас облепиховый чай, думаю о том, что в следующий раз поведу ее в то мое кафе и все-таки уговорю попробовать облепиховый чизкейк. Она должна узнать его вкус.
После кафе я провожаю ее до общаги. Мы стоим у двери, как в ту первую ночь. Но атмосфера другая. Сейчас она ближе ко мне. Окрыленный тем, сколько шагов навстречу друг другу мы сегодня сделали, решаю рискнуть еще и спрашиваю:
— Могу я подняться к тебе?
— Зачем?
— Просто, чтобы быть рядом.
— Мне нужно позаниматься.
— Я не буду мешать. Просто посижу.
— Если только ненадолго.
— Столько, сколько скажешь!
Сегодня Ева окутана в сиреневое облако шелка. Этот цвет, как и голубой, тоже ей к лицу. Когда музыка стихает, ничто не в силах теперь остановить меня.
Раскрывая себя, вхожу.
Она выглядит удивленной, но не раздраженной. Это все, что мне нужно.
— Как ты нашел меня? Опять, — она спрашивает, подходя ближе.
В ответ я лишь улыбаюсь и предлагаю ей руку. Как мне объяснить ей словами то, чего я и сам не до конца понимаю? Прикосновения скажут больше.
Какой-то миг она медлит. Но потом наши руки соединяются.
Когда мы выходим из коридоров на свет, я позволяю ей вести меня за собой.
11
Она впустила меня к себе. Туда, где она живет, спит, думает, мечтает. Для кого-то — это пустяк. Для нас — огромный шаг.
Я, как и обещал, не мешаю ей заниматься и присаживаюсь на край кровати, пока она располагается за столом. Жадно осматриваю комнату, желая узнать о ней побольше, надеясь не показаться при этом слишком бестактным. Мой взгляд падает на книгу на тумбочке рядом с кроватью.
Книга — это безопасно. Я не пересеку черту, если взгляну поближе. Тянусь к ней, удивляясь большому количеству закладок.
— «Винсент Ван Гог. Сборник писем». Я думал, он писал картины, а не письма! — в недоумении смотрю на нее.
— Так и есть, — она смеется.
— А что же это? — верчу книгу в руке.
— Его письма брату имеют не меньшую литературную ценность, чем его картины художественную.
— Если так, я с удовольствием почитаю. Те места, которые ты заложила закладками.
— Если ты хочешь почитать, тебе лучше начать сначала.
— Но мне интересно то, что выделила ты, — открываю первую закладку и только собираюсь открыть рот, чтобы прочесть вслух, как Ева подлетает ко мне.
— Не надо, — она тянется к книге в моих руках.
Думая, что это игра, поднимаю ее выше над головой и начинаю: — «Птица в клетке весной понимает, что происходит нечто такое, для чего она нужна. Она чувствует, что надо что-то делать. Она говорит себе: «Другие вьют гнезда, зачинают птенцов». И вот уже она бьется головой о прутья клетки. Но клетка не поддается, а птица сходит с ума от боли...»
Она опускает руку и хмуро смотрит в окно.
— Ева, что это? — почему она сделала закладку именно на этом месте?
— Не надо было.
— Подожди, здесь еще. «А знаешь ли ты, брат, что может разрушить тюрьму? Любая глубокая и серьезная привязанность. Дружба, любовь — вот могущественные чары, отворяющие дверь темницы», — откладываю книгу в сторону в смятении. — Ева?
Она выглядит потерянной. Как будто улетает мыслями куда-то. На ее лице на доли секунды мелькает отчаяние.
Тянусь к ней, ища ее губы, заключая в объятия. Не знаю, что ее тревожит? Но теперь она не одна. Когда она охотно отвечает на поцелуй, становясь немного смелее в моих руках, чем она была днем, я, вдохновленный этим, все же пересекаю черту, проскальзывая языком за линию ее губ. Зарываюсь пальцами в ее волосы, несильно сжимая. Отчего она стонет мне в рот.
Я бы мог продолжать этот поцелуй вечно, но она делает шаг назад, упираясь ладонью мне в грудь.
— Мне нужно готовиться к экзамену.
— Да, конечно. Я обещал. Я не мешаю. Если хочешь, я буду читать книгу с самого начала.
— Теперь уже не так важно.
Тишина опускается на комнату. Но скованности нет. Она уютная. Ева готовится к экзамену и думает, что я читаю. Я и правда склонился над книгой, но буквы разбегаются прочь. Все, что я хочу, это украдкой смотреть на нее.
12
— Твоя соседка по комнате точно не придет?
— Точно. Она уехала на ночь к своему парню.
— Могу я остаться?
Наверное, это слишком быстро. Но теперь у меня почему-то такое чувство, что у нас мало времени. Мне хочется успеть. Успеть с ней все.
— Ты думаешь, это хорошая идея?
— Самая лучшая!
— У меня завтра утром экзамен.
— Тогда давай поскорее ляжем спать, — я обожаю ее узкую кровать. Ведь это значит, мы будем близко. Всю ночь. — Я буду спать в одежде, — добавляю, увидев, как округляются ее глаза.
— Но это неудобно, — она хмурится. Затем ныряет под одеяло, полностью зарываясь в него с головой. Немного возится под ним, снимая платье. Потом в белом облаке показываются только ее носик и голубые глаза.
— Ты можешь раздеться, но возьми плед, — она указывает пальчиком на шкаф и этот жест оголяет ее плечо. — Роман!
— Да.
— Плед.
— А? — никогда не думал, что обнаженное плечо — это так эротично.
— Ты можешь укрыться им!
— Чем? — все еще не могу вникнуть в смысл ее речей.
— Пледом!
— Хорошо, — заставляю себя отвернуться от нее. Но это не помогает. На темном лакированном покрытии шкафа я вижу в отражении Еву. Когда я открываю одну дверцу и тянусь за пледом, мое собственное отражение переплетается с ее.
Я не верю в знаки.
Не верил.
До этого момента.
Под аккомпанемент ее острожных взглядов медленно раздеваюсь до трусов и ложусь рядом с ней, накрываясь пледом.
Мне жарко. И плед явно лишний. Но так будет правильнее. Пока.
Я думал, меня будет мучить жуткий стояк всю ночь. Но на самом деле я так счастлив быть рядом с ней, что почти не обращаю на это внимания.
Почти.
13
ЕВА
Прошлые день и ночь были чем-то новым. Нереальным. Светлым. Первое мгновение, когда я проснулась, я думала, это тоже был сон. Пока не открыла глаза и не увидела его расслабленное лицо на подушке совсем близко ко мне.
Рома. Он здесь. Так вот на что похоже утро, когда он не исчезает вместе со сновидениями.
На его висках капельки пота. Ему жарко. Я заставила его накрыться этим шерстяным пледом. Он терпел это всю ночь. Боже!
Не успев подумать, протягиваю руку и спускаю плед по его телу до самых бедер. Смотрю на него спящего. Его ресницы трепещут, но глаза остаются закрытыми. Да. Поспи еще немного. Пожалуйста. А я посмотрю на тебя.
