Выбраться из круга оказалось сложнее, чем подняться на ноги. Если со вторым я даже справилась, потому что Света отступила, то вот на первое уходили все силы. Толчки, оскорбления, громкий смех били наотмашь со всех сторон. Лишь чудом смогла вытолкать одну девочку и броситься вперед.
Уроки тренера не прошли даром, я бежала так, как никогда ранее, прекрасно понимая, что никто не сможет догнать, даже если попытается. Именно тогда впервые ноги принесли меня не в дом, а в тренерскую, к Григорию Ивановичу, который обнял так крепко, как никто и никогда, который вытирал разбитую скулу, мазал появившиеся синяки, когда я ревела, сидя рядом на табуретке.
С того момента наши занятия немного изменились. Меня учили отбивать атаки, закрываться и бегать. Бегать быстрее, чем умела сейчас. И я выкладывалась как никогда! Задыхалась, чувствовала, как колет в боку, как темнеет в глазах – и бежала!
Так все лето и прошло: в поисках себя, своей силы, в подготовке к экзаменам. Григорий Иванович был рядом в тяжелые моменты жизни, а я ценила каждый миг, пройденный с ним.
А в новом учебном году ничего не поменялось. Пожалуй, только прибавилось игнорирование, ведь как только в первый же учебный день Светлана решила напомнить, где мое место, то была моментально повалена на пол с вывернутой рукой.
– Если ко мне кто-то подойдет, руку я сломаю, – предупредила сразу, рассматривая падальщиков, что стояли над нами.
Поняли меня? О да! Даже оценили степень моей подготовки, но гадить за спиной не прекратили. Однако меня такие поступки больше не задевали, в первую очередь я стала умнее. Без проверки на стул не садилась, личные вещи без присмотра не оставляла, еду приносила с собой. И тренировалась через день, совмещая борьбу с кружком рисования. Мне нравилось, очень нравилось неспешно вести линии, передавать цвета, которые видела, на лист бумаги. Рисовать, чертить, создавать что-то необычное, фантазировать и видеть результат работы. Но все чаще и чаще в блокнотах стали появляться зарисовки одного и того же человека.
Если думала, что за лето смогу переболеть своей новой болезнью, то лишь поняла, что она никуда не делась. Возможно, диагноз был даже неизлечим, но об этом я не догадывалась. Вообще о многом не знала, да и спросить не у кого было, посоветоваться, высказаться, в конце концов!
Марк за лето стал выше и, казалось бы, еще красивее. Он входил в класс в первый день с улыбкой победителя, человека, который получил от этой жизни все, что только можно. Девочки сразу облепили его, рассказывая, где и как провели лето. Я же, как и всегда, сидела за партой в первом ряду и просто слушала, отвернувшись в окно.
Голос у парня тоже поменялся – стал обволакивающим, немного хриплым, а смех завораживал. Я все чаще и чаще стала ловить себя на мысли, что смотрю на него во все глаза, особенно когда тот выходит к доске.
Но сильно удивило другое. Через две, а может, и три недели, в один из дней Марк утром неожиданно подсел ко мне за парту. Это было полной неожиданностью, ведь до этого на первой парте я всегда сидела одна. Никто по собственной воле не собирался сидеть с «замарашкой», за ней, около или даже рядом. Вокруг были свободные парты, которые четко показывали мое место в этом классе, а может, и в жизни.
Одноклассники восприняли поступок парня громко: начали хохотать и показывать на меня пальцем.
– Марк, ты не заболел ли? – смеялся Роман с последней парты.
– Не, он тронулся умом, – вторил ему Никита, стуча раскрытой ладонью по столу. – Ты перегрелся в солнечной Италии?
– Уйди, – тихо попросила я.
– И не подумаю, – ответил Марк, широко улыбаясь и демонстративно раскладывая на столе тетрадь, которая у него была единственная для всех предметов, и ручку.
С этого дня он стал сидеть со мной на всех предметах, потом стал садиться и в столовой, пару раз попытался проводить до дома, но был очень некультурно послан, хотя… Кто бы знал, как я тогда ликовала, как мне хотелось орать: «Видите! Видите! Он меня выбрал! Меня!»
Медленно, но я стала привыкать к тому, что Марк всегда со мной рядом, даже мог поддерживать мой быстрый бег на физкультуре, пару раз даже осадил девочек, что пытались снова оскорбить. Я в такие моменты с превеликим трудом сдерживала улыбку и до последнего сохраняла серьезное выражение на лице.
Думала, что жизнь налаживается! Что вот оно – счастье, которое я так долго ждала. Я начала по-настоящему влюбляться, нет… даже не так! Я стала бредить им! Ведь понравился Марк мне давно, а с каждым днем он был мне все ближе и ближе. Теперь-то я не боялась, могла даже несмело ответить на сообщения в контакте, поддержать беседу, помочь с каким-нибудь предметом. Мы даже стали по выходным гулять вместе! Это было что-то сногсшибательное! Казалось, в моем взгляде появилось столько триумфа и нескрываемого обожания, что не заметить это мог только слепой. Григорий Иванович первым понял, что со мной произошло. Шутил!
– Наша девочка-то влюбилась! – краснела, но опровергнуть его слова не могла. Мужчина смотрел на меня с таким теплом и заботой, что даже неловко было его обманывать. – Ты только помни, что первая любовь может быть хрупкой.
Он не читал лекций и нотаций, лишь с горестью произнес эти слова и крепче сжимал плечи.
– Ты знаешь, где меня найти! – я тогда не понимала, о чем он говорит. У меня же тут Марк! Понимаете! У меня любовь такая, что воздух в легких застревал, голова кружилась, и сердце стучало так сильно, словно готово было выпрыгнуть из груди.
Но мой дивный чудесный мир рухнул в один момент. Мой выдуманный мир…
Дня Святого Валентина ждали все девочки в школе. Еще бы, ведь в фойе первого этажа поставили яркую коробку, в которую любой желающий мог положить свою открытку. Я, осмелев, отправила свою единственную и первую открытку Марку. В ней призналась парню в своей любви, в том чувстве, которое переполняло меня. Было страшно и волнительно, ведь… я ведь действительно полюбила наши встречи, мне жутко нравилось с ним общаться поздно ночью, прячась под одеялом и открывая телефон, чтобы никто-никто не видел.
И, казалось бы, чего бояться? Но все равно было не по себе…
Сидя в классе, тряслась от страха, когда оглашались имена, кому перепадает подарок. Девочки с гордым видом выходили к доске и забирали свои валентинки. Мне же в тот день не пришла ни одна. А я ведь ждала…. Действительно ждала, даже расстроилась, что Марк поленился и не купил мне даже самую крохотную открытку. Да я была рада получить от него даже клочок бумаги, но увы… Этого не было. Зато, когда классная руководительница вышла в коридор, все как-то мигом затихли.
Зато Марк, который сегодня почему-то не сел рядом со мной, вышел к доске, держа в руках мою открытку. Сердце сделало кульбит в районе горла и так же остановило свой стук.
Парень, смотря на меня с усмешкой, прочитал всему классу послание, которое я оставила для него. Он рассказал каждому, какие чувства испытываю, как его люблю. Читал, смотрел мне в глаза, ухмылялся и паясничал, даже приблизительно не представляя, как убивает меня.
В тот день я видела перед собой совершенно другого человека, не того, кто был со мной день ото дня. У Марка даже глаза были другими – глубокими и злыми. Я таких у него никогда не видела. Но самое страшное, он таким взглядом смотрел только на меня.
Меня в тот день не тронули издевательские слова одноклассников, даже после, когда эта новость облетела всю школу, и каждый решил, что имеет право надо мной посмеяться.
Меня тронули слова Марка, который снизошел до того, чтобы объяснить, почему так поступил. Как оказалось, девочки попросили его проучить одну зазнайку, которая стала ходить по школе с гордо поднятой головой. И парню это показалась забавным. Он долго терпел мое присутствие рядом с собой или, как это назвать, добивался доверия, выводил на разговоры, чтобы узнать – кто я и чем живу. И сделал так, как хотел. Унизил, растоптал, поиграл с моими чувствами.
– Неужели думаешь, что такая, как ты, может понравиться мне? – валентинку он прямо на моих глазах разорвал и кусочки бросил мне в лицо.
