— Не организовала нашей дочери запоминающийся на всю жизнь девичник, — спокойно отвечает мама, хлебнув напитка и уставившись в дисплей телефона, смотря веселые видео и наполняя кухню дурацкой трендовой музыкой. Она всегда так делает, когда они в ссоре и в комнату заходит папа. Как будто не хочет замечать его, но общаться с ним приходится.
— Ну и хрен бы с ним, — отзывается папа и обнимает меня за плечи, — скоро свадьба у моей дочурки. Ей уже не до вечеринок. Пора готовиться к семейной жизни!
Отец гордо вздергивает подбородок и треплет меня своей большой ладонью по макушке, взъерошивая волосы. Теперь я выгляжу, как нахохлившийся попугай. Плевать. Все равно не перед кем больше красоваться.
— Я горжусь тобой, Алексия, — продолжает папа, — получил результаты последнего обследования — ты моя умница! Знал, что не подведешь, сохранишь себя и честь нашей семьи.
Заливаюсь краской от того, как отец спокойно говорит на подобные темы. Раньше он никогда не обсуждал вслух мои походы к доктору. Его секретарь просто ставила меня перед фактом на какой день и время я записана на обследование, а дальше эта тема не развивалась.
— До сих пор не могу понять почему это так важно, — бубню я себе под нос.
Принять — принимаю уже который год, но понять, чем ему так важна моя девственность — выше моих сил, особенно когда вижу, как все окружающие меня подруги спокойно разбрасываются ею и спят со всеми, кто им понравится. Незапятнанность рода и репутации? Это похоже на Разина Владимира Алексеевича, как и на моего деда, который, судя по семейным рассказам, точно по такому же принципу отбирал претенденток в жены своему сыну, пока не нашел мою маму Татьяну Викторовну, дочь Виктора Лазарева, чиновника известного своим жестким нравом и любовью держать все под контролем. В целом, Лазаревы и Разины нашли друг друга. Два сапога пара.
— Ну, девочка моя, это ты поймешь только распробовав семейную жизнь, — хохотнув, отшучивается отец. Всегда отвечает так, как будто я дурочка, когда пытаюсь с ним поговорить на серьезные и волнующие меня темы. Но для меня это норма жизни и поэтому, пожав плечами, я молча забираю кружку со своим кофе и иду к себе в комнату.
Пока лежу пластом на кровати, глубоко зарывшись в своих мыслях, слышу сквозь открытое окно, как папа выходит на улицу что-то яростно обсуждая по работе, хлопает дверью. Затем, шурша гравием, его машина отъезжает от дома. Кажется, сорвалась какая-то очередная поставка. Я толком и не знаю, чем занимается мой родной отец. Он не рассказывает, ограничиваясь поверхностными ответами, а лезть я не собираюсь, так как с детства приучили, что мужской бизнес — это не женское дело.
Спустя полчаса, стуча каблуками, из дома выбегает мама и о чем-то весело щебечет водителю. Слышу слово «ресторан» и «отель». Видимо они вновь собираются повеселиться с подружками. Очередная машина отъезжает от дома, оставляя меня одну в полной тишине.
Переворачиваюсь набок и обнимаю свою любимую мягкую подушку, наволочка которой вкусно пахнет порошком и цветочным ополаскивателем. Неужели, когда я выйду замуж за Влада у нас будет такая же жизнь, как у моих родителей? Он будет вечно занят на работе, а я буду коротать свободное время в салонах красоты, на шоппинге, в ресторанах и путешествиях с подругами, оставляя детей на попечение няни и бабушек, и мне совсем не будет никакого дела до своего собственного мужа? Неужели наши чувства также со временем остынут, и мы будем показывать страсть друг к другу только на фотографиях светской хроники?
Нет! Мотаю головой, зарываясь поглубже в подушку. У нас не будет так. По крайней мере, я приложу все усилия чтобы этого не произошло. Не хочу становиться своими родителями. Не хочу быть такой же холодной и расчетливой.
Боже, как было легко, когда мы с Владом были детьми. Он спасал меня от ненавистных мне насекомых, размахивая ветками; носил шоколадки, когда я болела; забирался со мной на крышу дома и успокаивал, когда мои родители ругались и я плакала в два ручья без возможности остановиться. Наверное, поэтому я в него и влюбилась. Потому что сначала он мне стал лучшим другом, близким человеком, а затем уже я разглядела в нем мужчину. Мне повезло влюбиться в того, кого одобряет мой отец и вся моя семья. Будь по-другому, меня бы, наверное, уже выгнали из дома, придав скорости пинком под пятую точку.
Не замечаю, как проваливаюсь в сон, из которого выныриваю спустя несколько часов. Под головой что-то жужжит и истошно надрывается. Шарю ладонью под подушкой и выуживаю оттуда разрывающийся телефон. На экране высвечивается фотография, которую мы с Наташей сделали, когда были на отдыхе в Портофино.
— Привет, — сиплю я сонным голосом.
— Ты что, спишь, засоня? — хохочет Наташа на другом конце провода, — ты у родителей? Я сейчас еду из «Лазурных вод», помнишь мы туда ездили на спа-день?
— Угу, — бормочу я, все еще находясь в полудреме.
— Заеду за тобой через пятнадцать минут. Поедем ко мне в город. Попьем вина, посидим вдвоем девочками, как в последний раз. А то хрен знает, отпустит ли тебя потом Влад, — тараторит Наташа, а потом ругается отборным матом, нажимая на клаксон своего автомобиля.
— Угу, — повторяю я, потирая глаза.
— Ну вот и отлично! Напишу, как подъеду. Заезжать внутрь не буду, — она скидывает трубку.
Убираю телефон обратно и потягиваюсь, хрустя суставами. Закутываюсь в одеяло поплотнее. А затем, словно меня окатили ледяной водой, резко сажусь на кровати, осознавая ее слова. Хныча, откидываюсь обратно на подушки. На что я подписалась? Я же не хотела выходить сегодня никуда, особенно после утреннего разговора с Владом.
Бубня себе под нос, что это просто девичьи посиделки за бокалом вина дома, я натягиваю узкие джинсы, топ, твидовый жакет и кроссовки. Параллельно отправляю папе сообщение, что сегодня останусь на ночь у Наташи в квартире. Он отвечает мгновенно, прося предупредить Мирослава о том, где я буду, и чтобы он всю ночь ждал меня у дома Наташи. Ну, это в его понимании «ждал», словами нормального человека «наблюдал, пас, сторожил».
Дозвониться своему надзирателю получается не сразу. Он перезванивает мне после второго моего звонка и сообщает, что у него сегодня неотложные семейные дела. Кажется, что-то с престарелой тетей приключилось. Взамен себя он отправляет своего помощника, который всегда сопровождал нас во время семейного отдыха.
— Ну что, еще по бокальчику? — предлагает Наташа, подливая мне белое в бокал.
— Это мой последний, — говорю я, отпивая вторую порцию.
— Конечно последний. Потому что потом мы будем собираться, — как ни в чем небывало заявляет подружка.
Сквозь затуманенный вином разум, пытаюсь понять, что она имеет в виду. Ответ находится не сразу, но когда я понимаю к чему она клонит, то подпрыгиваю на стуле, а в голове сразу проясняется.
— Нееет, — тяну я, пытаясь найти в лице подруги хоть намек на вранье, — не говори мне что ты…
— Да! — восклицает она, — я взяла на себя смелость устроить твой девичник в одном из самых крутых клубов Москвы! И даже не смей отказываться! Я на это месяц потратила!
Запрокидываю голову назад в безмолвном крике. Почему я не предвидела это? Я же знаю Лукьянову, как облупленную!
— Не радуйся ты так отчаянно, — говорит с сарказмом Наташа, — ты еще платья своего не видела.
Она тут же убегает в гардеробную, а я начинаю размышлять, как мне аккуратно сбежать отсюда. Но план мгновенно улетучивается из головы, когда я вижу платье, которое мне приносит Наташа. Ультра обтягивающее, ультра короткое, ультра вызывающее серебристое нечто, расшитое пайетками и камнями.
— Я это не надену и никуда не пойду! — упираюсь я.
— Нет, пойдешь! — не отступает подруга и буквально насильно заставляет взять платье.
— Наташа! — возмущаюсь я, когда пайетки царапают мою кожу, — внизу охранник отца, мы не сможем никуда уехать!
Молюсь, чтобы этот аргумент сработал. Девушка на секунду замирает и задумчиво смотрит на меня, сморщив свой аккуратный тоненький носик. Кажется, мои слова подействовали на нее отрезвляюще. Она вновь выходит из кухни, а затем возвращается с какой-то непонятной кучей тряпок в руках.
