и как будто что-то выпытывает, улыбаясь, расспрашивая, заглядывая ей в лицо. И абсолютно точно не обращая на меня никакого внимания.
Она молода — младше меня, красива, и её юбка едва прикрывает пышные бедра. Она, что называется, кровь с молоком и, если бы я была мужчиной, наверное, тоже обратила бы на неё внимание.
Мне становится нехорошо. И я стремглав несусь на улицу, желая как можно скорее покинуть здание.
Какая же я дура. С чего я вдруг взяла, что он так смотрит только на меня? Придумала себе сказку про свою необыкновенность и вписалась в неё как четырнадцатилетняя гонимая гормонами дурочка. Он может уже полшколы учителей перетрахал и ещё столько же чужих мамаш.
Только почему, пока я несусь через ворох опавших жёлтых листьев, мне так неприятно об этом думать? И отчего я так быстро бегу, а не иду спокойно? Ведь ничего же не произошло. Он мне никто, я ему никто. Попробовал — не дала, пошёл дальше.
Швырнув на пол рюкзак, я со злостью скидываю обувь. Ну и пошел он в жопу. Ничего в нём особенного нет. Слава богу, мне удалось вырваться после собрания.
Плюнув на все эти глупости, начинаю ожесточеннно работать. Делаю несколько дел одновременно, черчу как обезумевшая. Перелопачиваю огромный кусок работы, горжусь собой, пью кофе с шоколадкой.
Снаружи всё хорошо и прекрасно, но внутри не так, прямо совсем не так.
Забирая дочь после уроков, я стараюсь не смотреть на лестницу, но не получается. И тогда, будто нарочно, он снова спускается с ней. В очередной раз не заметив меня и не взглянув в глаза, как делал это раньше.
Внутри всё предательски сжимается. Как эта мысль не пришла мне в голову раньше? Он так прямо и открыто смотрел на меня, потому что он отвратительный ходок. Кобелина проклятый.
Вот же дура.
Хорошо, что не повелась. Шикарно, что вовремя остановилась. Чудесно, что не пополнила ряды бесплатных вагин в его списке.
Как же классно, когда в правильный момент выходишь из розового тумана и спускаешься на землю.
— Пошли, милая. — Беру дочку за руку и выхожу на улицу с гордо поднятой головой.
Вдыхаю воздух полной грудью. Как же замечательно, когда всё в жизни хорошо. Стабильно, правильно и как надо. Как же здорово, когда за секунду до падения в грязь умудряешься устоять на ногах. Он мог меня трахнуть и тогда его сюсюканья с другой училкой растерзали бы внутренности похлеще диких голодных собак. Но мне повезло, я своевременно увернулась от летящего мне в лицо камня. Я молодец! Надо радоваться.
Только почему моё дыхание сейчас сбито, как от подъёма по бесконечной лестнице? Отчего так холодно, если на улице теплый, золотой октябрь? Почему отчаянно хочется с кем-то поделиться и в криках рассказать, какой мудак этот незнакомый учитель? И что это такое в груди жжётся и странно горит? И даже самой себе страшно признаться…. Потому что это самая настоящая ревность. Жгучая, ничем не оправданная ревность, скручивающая и сжигающая меня изнутри.
— Ольга Вячеславовна! — Догоняет меня, кажется, завуч по воспитательной работе, по-свойски прихватывая за локоть. — Вы-то мне и нужны!
Я заметно нервничаю, оглядываясь. Не хочу здесь задерживаться и видеть учителя. Надеюсь, он уже начал свой урок или уехал куда-нибудь — далеко и надолго. Я уговариваю себя приводить ребенка в школу и уходить. И не думать о всяких лишних глупостях. Здесь слишком много эмоций, и я как-будто сама не своя. Не могу так больше. Мне нужна моя привычная жизнь, иначе я просто чокнусь от нездорового предвкушения.
— Вы же у нас не работаете?
Меня немного раздражают слова этой крашеной, уже не молодой блондинки с вычурно яркой помадой на губах. Народ пока не привык, что дома тоже можно работать и неплохо зарабатывать. А если не ходишь в офис или на завод каждый день, то тебе автоматом, особенно от старшего поколения, летит в спину что-то презрительное, типа: “она даже не работает, сидит дома”.
— Завтра первые и шестые классы едут на экскурсию в “Экспериментариум”.
В рабочее время, естественно. Программа мероприятия очень интересная, детки будут полностью погружены в опыты, благодаря экскурсоводам, опять же. В прошлом году первоклассникам и деткам постарше поездка очень понравилось. Всем: и мальчикам, и девочкам. Все были в восторге, — машет руками, захлебываясь эмоциями, Елена Константиновна(если верить тому, что написано у неё на бейджике) .
А я злюсь, потому что всё ещё торчу в холле, и мимо меня проходит тот, кого зареклась никогда больше не видеть. Он здоровается с завучем, а мне дарит пронзительный взгляд с лёгкой усмешкой.
Стараюсь не выдавать себя и дышать ровнее. Сжав челюсти, стою, пялясь на бейдж завуча, не в силах не реагировать.
— Так вот, организовано всё чётко и понятно. Замечательный гид Юлия Вадимовна создаёт чудесную атмосферу, и даже если в пути нам не повезет встать в пробку, дети с пользой проведут время. Автобус комфортный, чистый. Но нам нужны в помощь несколько родителей. И так как вы у нас неработающая и не находитесь в декретном отпуске по уходу за младшим ребёнком...
— Я работаю.
— Да, да. Ну, в общем, мы выбрали вас, Ирину Сергеевну из родительского комитета первого Б и Викторию Павловну из шестого А.
Я понятия не имею, кто это. Стараюсь сконцентрироваться, но на самом деле меня ничего не волнует, кроме учителя. Спиной чувствую его взгляд и даже слышу голос. От хрипотцы и мужественности его тембра по позвоночнику ползут мурашки. Ну почему я так сильно реагирую? У него наверняка полно дел со своей пышногрудой коллегой. Пусть уходит наверх. Что он вообще забыл в холле после звонка? Вечно ему неймëтся и надо бегать туда-сюда, когда я привожу на уроки ребёнка. И плевать, что здесь выдают ключи от классов под подпись. Мог набрать целую кучу заранее.
— В общем, завтра к восьми я жду вас здесь, — всё никак не уймется завуч. — В прошлый раз всё это запомнилось улыбками и смехом детей. Дорога домой прошла в тишине, потому что они в “Экспериментариуме” успели так сильно набегаться и даже покричать в свободное время, что половина просто вырубилась и уснула.
Кивнув и улыбнувшись, разворачиваюсь и спешу к выходу. Мне не нужны неприятности и мужики, флиртующие с коллегами. И те, что заглядываются на мамочек, тоже не нужны. Но я зачем-то согласилась
