Я не мог определить, что именно, но, когда я разговаривал с ней, слова застревали у меня в глотке. И не потому, что она так уж потрясла меня, нет, возникало нечто неуловимое, как будто мой мозг предупреждал меня не связываться с ней.
Красный флаг! Опасность! Прекрати!
Но почему?
Когда я протянул руку за ее кружкой, мы встретились взглядами. Она сегодня больше ни на кого не посмотрела. Только на меня. Я должен был бы быть польщен, но меня это напугало.
Я профессионально играю в футбол и владею баром, но меня испугал взгляд хорошенькой девушки. Это достойно описания в «Тиндере». Играет за «Бронко». Владеет баром. Боится взглядов.
– Что-нибудь еще? – спросил я.
– Вина. Белого.
Не так легко владеть баром и оставаться трезвым. Я бы хотел, чтобы все были трезвыми, но мне нужны клиенты. Я налил бокал вина и поставил перед ней.
Я остался неподалеку, притворяясь, что вытираю бокалы, причем сухие со вчерашнего дня. Я заметил, как она медленно сглотнула, глядя на бокал, как будто ощущала неуверенность. Этого краткого мига колебания или сожаления хватило, чтобы я подумал, что у нее, наверное, проблемы с алкоголем. Я всегда могу сказать, что люди борются за трезвость по тому, как они смотрят на свой стакан.
Алкоголикам трудно пить.
Но она не пригубила вино. Она понемногу пила колу, пока та не кончилась. Я протянул руку за пустым стаканом одновременно с ней.
Когда наши пальцы соприкоснулись, я ощутил, что у меня в груди застряло еще что-то, кроме слов. То ли несколько ударов сердца. То ли начинающееся извержение вулкана.
Ее пальцы оторвались от моих, и она опустила руки на колени. Я забрал у нее пустой стакан от колы и полный стакан вина, а она даже не взглянула, не спросила зачем. Только вздохнула, словно испытала облегчение, что я убрал вино. Зачем тогда она его заказала?
Я снова налил ей колы и, пока она не смотрела, вылил вино в раковину и ополоснул бокал.
Она отхлебнула колы, но больше не смотрела на меня. Может, я огорчил ее.
Роман заметил, как я смотрю на нее, оперся локтем о стойку и спросил:
– Развод или смерть?
Роман любит угадывать, почему люди приходят в одиночестве и выглядят так, словно они не в себе. Но не было похоже, что эта девушка пришла сюда из-за развода. Обычно женщины отмечают это, приходя в бар с толпой подруг, обмотанных лентами с надписью «Бывшая».
Девушка выглядела печальной, но не настолько, чтобы это можно было назвать скорбью.
– Думаю, все же развод, – сказал Роман.
Я не ответил. Мне казалось неправильным угадывать причину ее печали, я надеялся, что это не развод, не смерть и даже не неудачный день. Мне хотелось ей только хорошего, потому что, казалось, у нее давным-давно не бывало ничего хорошего.
Занявшись другими посетителями, я перестал смотреть на нее. Я так поступил, чтобы не мешать ей, но она использовала эту возможность, чтобы оставить на стойке деньги и ускользнуть.
Я несколько секунд смотрел на пустой барный стул и десятку чаевых. Она ушла, а я не знаю ее имени, ее историю, не знаю, увижу ли ее снова, и вот он я – кинулся через весь бар, насквозь, в главный выход, через который она только что вышла.
Когда я выбежал на улицу, небо полыхало. Я прикрыл глаза ладонью, забыв, каким ярким бывает свет, если выйти из бара до наступления темноты.
Когда я заметил ее, она обернулась. Она стояла метрах в пяти от меня. Она не заслоняла глаз, потому что солнце светило за ее спиной, освещая ее голову, точно нимбом.
– Я оставила деньги на стойке, – сказала она.
– Знаю.
Мы молча смотрели друг на друга. Я не знал, что сказать. Просто стоял там как дурак.
– Тогда что?
– Ничего, – сказал я. Но тут же пожалел, что не сказал Все.
Она смотрела на меня. Я никогда так не делаю, я не должен так делать, но я знал, что если дам ей уйти, то не смогу перестать думать о печальной девушке, оставившей мне десятку, хотя мне казалось, что она вообще не может позволить себе чаевые.
– Вы должны вернуться сюда в одиннадцать.
Я не дал ей шанса отказать мне, объяснить, почему она не может этого сделать. Я вернулся в бар, надеясь, что мое требование заинтересует ее достаточно, чтобы она вернулась вечером.
Кенна
Я сидела на надувном матрасе, держа своего безымянного котенка и перечисляя себе все причины, по которым не должна возвращаться в тот бар.
Я вернулась сюда не для встреч с парнями. Даже такими красивыми, как этот бармен. Я тут ради своей дочери – и все.
Завтра важный день. Завтра мне нужно быть сильной, как Геркулес, но этот бармен, убрав мое вино, нечаянно заставил меня ощутить слабость. Уж не знаю, что такое он разглядел в моем лице, что заставило его забрать мой бокал. Я не собиралась пить вино. Я заказала его, только чтобы посмотреть на него и ощутить аромат, а потом уйти, чувствуя себя сильнее, чем в ту минуту, когда я пришла.
А теперь я нервничала, потому что он заметил, как я смотрела на вино, и по тому, как он забрал бокал, было понятно – он решил, что у меня проблемы с алкоголем.
Но нет. Я много лет не притрагивалась к спиртному, потому что всего один вечер выпивки, смешанной с трагедией, разрушил последние пять лет моей жизни, и эти годы привели меня обратно в этот город. А здесь мне не по себе, и успокоить себя я могу единственным способом – постараться вести себя так, чтобы чувствовать, что все еще контролирую свою жизнь и свои поступки.
Вот почему я не собиралась пить это вино, черт побери.
Теперь я буду плохо спать ночью. Я просто не могу считать, что контролирую события, потому что он заставил меня почувствовать себя ровно наоборот. Если я хочу хорошо выспаться, мне нужно снова отказаться от чего-либо, чего мне хочется.
Или кого-либо.
Я очень-очень давно никого не хотела. С тех пор, как встретила Скотти. Но бармен был крутым, и у него отличная улыбка, и он варил прекрасный кофе, и он уже пригласил меня вернуться, так что очень даже просто прийти – и отказать ему.
И тогда я хорошо высплюсь и буду готова утром встать и встретить самый важный день в своей жизни.
Я пожалела, что
