– Давайте хотя бы присядем, – предлагает Оля и первая бежит к лавочкам, которые расположены на большой озелененной площадке перед зданием.
Сергей впервые бросает на меня взгляд, и мороз пробегает по коже. Это ощущение было и раньше и не отпускало очень-очень долго. Когда мы встречались с Максом, я чувствовала его взгляд физически, как и сейчас – взгляд Сергея.
Он слегка склоняет голову вбок, обращаясь ко мне:
– Вы тоже журналист?
– Фотограф, – каким-то чудом мой голос соглашается не дрожать. Я протягиваю руку Сергею, чтобы представиться, но он уже идет к лавочке, где разместилась Оля. Я постояла несколько секунд, прежде чем поняла: никто не собирается жать мне руку. Никто не собирается спрашивать и запоминать мое имя.
Буквально одного движения, жеста хватило, чтобы я осознала, что из себя представляет Сергей. Машина, даже скорее поезд. У него есть пункт назначения – его идея, его мечта, и он готов переть к ней, несмотря на препятствия. А мелкие травинки у него на пути не значат ничего – а значит, на них нечего и отвлекаться. Вот такая травинка – это я. Как бы и меня не снесло…
Оле он даже улыбнулся при встрече – потому что она как станция, которая делает его на шаг ближе к цели. Про цель я читала всю ночь – кажется, Сергей действительно выкладывается на полную, чтобы сделать людям вокруг жизнь лучше. Чтобы никто не терял работу, чтобы те, кто готов к чему-то стремиться, могли достигать цели – как он достигает своих. Видео с ним нигде не было, но даже через текстовые интервью я успела почувствовать, насколько он несгибаем, уверен, заряжен на победу.
И только сейчас, стоя с протянутой рукой, как последняя дурочка, я понимаю: Оля была права насчет его личной жизни. Ее нет и быть не может, по крайней мере со мной. Не потому что я какая-то кривая, косая или неподходящая, а потому что Сергей устремлен совершенно к другим делам. Теперь я уже надеюсь, что у него действительно нет жены – потому что если она и есть, то наверняка она несчастна, одинока, брошена человеком, который каждую секунду своей жизни и даже каждую улыбку делает лишь ради одного. Ради своей мечты.
– Давайте я немного расскажу о своей компании, – легко начинает Сергей, доставая из кармана пиджака пачку сигарет.
– Не будем тратить время на общие слова, о вашей компании много написано в интернете, – прерывает его Оля. – Мне бы хотелось рассказать о вас как о человеке. Согласитесь, это неординарно – владеть такой большой компанией, но не тихонько пожинать плоды, а вкладывать финансы в улучшение мира вокруг. Почему образовательная программа? Почему не благотворительный фонд, например?
Сергея вопрос смешит. На правой щеке опять появляется ямочка, вокруг глаз расходятся симпатичные лучики. Никогда не замечала, что мне нравятся мужчины постарше…
– Прежде чем я отвечу, назовите мне разницу между благотворительностью и филантропией, – просит он, и Оля застывает. Не знает, как ответить правильно, а синдром отличницы мешает ей хотя бы предположить.
– Благотворительность борется с последствиями, – встреваю я, и Сергей впервые смотрит на меня не как на пустое место. Кажется, доволен ответом. Медленно кивает и наконец зажигает сигарету. Я продолжаю более уверенно: – А филантропия решает причины.
– В целом, верно. Благотворительность исправляет последствия – бедности, глупости, несчастных случаев. Спонсоры помогают детям-сиротам вместо того, чтобы создавать общество, где таких детей вообще не будет, где родителями становятся только ответственные граждане. Они спасают людей, которые становятся инвалидами вследствие врачебной ошибки – вместо того чтобы вложиться в сферу образования и привлечь хороших специалистов. Но есть и другое отличие. Знаете, чем плохи «Дни доноров»? Тем, что в эти дни все вдруг вспоминают: ага, надо срочно сдать кровь, я же такой благородный!
Сергей выдыхает в сторону облако дыма. Он, как и я, стоит, пока Оля спешно записывает в блокнот его слова, сидя на скамейке.
– День донора проходит сколько – раз в год? Два раза? В остальное время крови не хватает. Она способна храниться несколько недель. В итоге счастливчиками оказываются те, кому нужно переливание в ближайшие недели после очередного Дня донора, а все остальные – в пролете. Вынуждены просить родных, друзей, незнакомцев в интернете – уговаривать и вымаливать спасти им жизнь. Вот в чем отличие филантропии от благотворительности: она регулярна. Она не обусловлена чувственным порывом. Филантропы не ждут сигнала свыше «эй, беги сдавать кровь», они делают это сами, постоянно. Возвращаясь к моей компании – этим мы и занимаемся. Хотим избавить мир от причин, а не последствий. Как при простуде бесполезно лечить сопли, если в организме еще полно вредоносных бактерий – лечение симптомов ничего не дает, только борьба с первопричиной. Мы сами стали причиной этой болезни – наши технологии лишают людей работы. И я хочу, чтобы у как можно большего количества людей была возможность не потеряться в жизни. Не стать бедняками, алкашами, безработными отцами и матерями. Мы хотим дать им площадку, которая позволит быть человеком.
Оля подносит ручку к губам, задумываясь на секунду, я же решаю перехватить инициативу. Не потому что хочется привлечь внимание Сергея – на удивление, нет. Просто его речь действительно меня захватила.
– Если ваши технологии лишают людей работы, зачем вы их создаете? Простите, этот вопрос наверняка кажется глупым, давайте поясню…
– Не нужно, – обрывает меня Сергей, снисходительно кивая, как бы показывая, что я его не рассердила. – Естественный вопрос. Знаете, был такой период в истории, когда автоматизация дошла до ковроткачества. И работники, которые увидели машины, испугались: те делали ковры за несколько часов, а не лет, как было раньше. Ткачи боялись потерять работу. Они испугались и тогда… как вы думаете, что сделали?
Я с удовольствием отметила, что теперь Сергей обращается только ко мне, будто забыв про Ольгу.
– Не знаю. Попытались избавиться от машин?
– Бинго! – Ямочка на правой щеке подчеркнула одобряющую улыбку. – Разломали машины. Не учли, не подумали, что технологическая революция проходила не только в их городе или стране – во всем мире. Спустя время ковроткаческие технологии все равно появились, но уже в другом государстве. А те люди, которые разломали машины, все равно остались без работы.
– А могли бы воспользоваться преимуществом и наткать с их помощью столько ковров, чтобы продавать их по всему свету, – вслух размышляю я, и Сергей подтверждает:
– Именно. Но я не к тому. Прогресс все равно придет. И лучше пусть я возглавлю его и хотя бы попытаюсь помочь людям, чем автоматизацию возглавит человек, которому будут важны только деньги.
Сергей откидывает сигарету, бросает взгляд на часы. Я понимаю: скоро он уйдет. А я? Что делать мне? Как его задержать?!
– Вы должны были сделать фото? – напоминает Сергей.
Я вцепляюсь в своего Марка с такой силой, что его корпус вот-вот затрещит. Ловлю Сергея в объектив, стараюсь, чтобы на заднем фоне красиво смотрелось зеркальное здание. Сергей улыбается, и фотоаппарат чуть на выпадает у меня из рук – сердце пропустило удар.
Спокойно, Туся, эта улыбка предназначается не тебе, а читателям интервью. Ты – всего лишь трава на пути к цели…
– Мне правда жаль, но нужно бежать. Смотрю на эту пробку и понимаю, что лучше выдвинуться пораньше, – Сергей осматривает столпившиеся машины. – Ольга, верно? Если у вас остались вопросы, можете прислать их моему секретарю. Я отвечу, но уже в письменной форме. Вот его визитка.
Он протягивает визитку Оле. Собирается идти к парковке, но вдруг останавливается, оборачивается. Сердце опять пропускает несколько ударов – так и до инфаркта недалеко!
– Извините, не спросил вашего имени.
– Ту… Наталья.
– Хорошие получились фотографии?
– У Туси всегда они превосходные, – наконец оживает подруга. – Наш редактор говорит: красота в глазах смотрящего. У Туськи именно такой взгляд, умеет выцепить самое лучшее.
