class="p1">
Свет мой Савишна, сокол ясненький,
Полюби меня неразумнова,
Приголубь меня горемычнова!
Ой-ли, сокол мой, сокол ясенький,
Светик Савишна, свет Ивановна,
Не побрезгай ты голью голою,
Бесталанною моей долею!
Уродился вишь на смех людям я,
Про забаву да на потехи им!
Кличут: Савишна, скорбным разумом
Величают, слышь, Ваней Божиим,
Светик Савишна, свет Ивановна,
И дают пиньков Ване Божьему,
Кормят чествуют подзатыльником.
А под праздничек как разрядятся,
Уберутся вишь в ленты алые,
Дадут хлебушка Ване скорбному,
Не забыть чтобы Ваню Божьего.
Светик Савишна, ясный сокол мой,
Полюби-ж меня непригожева,
Приголубь меня одинокова!
Как люблю тебя, мочи нет сказать,
Светик Савишна, верь мне, верь не верь,
Свет Ивановна!
В себя Лола пришла от взрыва оваций. И бесцеремонного толчка в бок от Гвидо.
- О чем он пел, Лола?! Про что эта песня?! – Гвидо пытался перекричать аплодисменты. Лола медленно повернула к другу лицо. – Ты плачешь, Лола?!
Она все так же медленно покачала головой, вытащила из нагрудного кармана пиджака Гвидо шелковый платок и применила его по назначению.
Синьор Дягилев был единственным в этом концерте, кто пел на бис два раза. И оба раза это была песня Мусоргского «Светик Савишна», что само по себе было вообще уникальным случаем.
***
Они смогли подойти к самой рампе – Гвидо и тут обладал полезными знакомствами. А еще сказывался опыт посещения театра. Лола не выпускала ладонь Гвидо. А в другой руке она держала букет, который Гвидо, идущий впереди ледоколом, доверил ей. И, наконец, они оказались у края сцены, сбоку. Все шестеро артистов, взявшись за руки, подошли к рампе с поклоном. Вся сцена была завалена цветами, и еще им протягивали букеты те, кого допустили к сцене. А таких нашлось немало. Вот прошла за шикарным букетом контральто, с широкой улыбкой приняла цветы. Вот то же самое сделал тенор.
Лола повернулась к Гвидо и положила руки ему на плечи.
- Подними меня.
Вот за что Лола особо ценила своего миланского друга – два раза ему повторять не требовалось. И синей-черной птицей, прижимая к груди букет белых пионовых роз, Лола взмыла над головами тех, кто стоял у сцены. Не сравнялась с теми, кто был на сцене, но привлекла их внимание. А ей нужен был только один из шести. Лола протянула букет в сторону синьора Дягилева. Его четко очерченные губы тронула улыбка, и великолепный бас шагнул к своей смелой и изобретательной поклоннице.
Он узнал ее, когда подошел на расстояние шага. Их взгляды пересеклись, и улыбка погасла, уступив место недоумению в глазах. Но синьор Дягилев умел себя вести на сцене, потому улыбка вернулась – но уже дежурная, резиновая. Он прижал правую руку к сердцу и наклонился, чтобы принять левой букет.
Ха!
Букет синьор Дягилев, конечно, получил. Но сначала Лола обхватила двумя руками могучую шею, притянула к себе ближе оторопевшего баса и крепко поцеловала. В губы. Их поцелуй длился несколько секунд, справа и слева боковым зрением Лола заметила вспышки фотокамер. А потом разжала руки – и Гвидо едва успел ее поймать под хохот и еще одну бурную овацию – теперь, по мнению Лолы, абсолютно заслуженную.
Вот так-то, Теодор Саввич.
Картина третья, договорительная. Она, он и еще один он и еще одна она. В общем, они.
- Чем занят мой любимый единственный ребенок?
- Слушаю Мусоргского.
Из трубки раздался то ли смешок, то ли хмыканье.
- Надо полагать, это как-то связано с тем, что пишут о тебе в прессе последние два дня.
- Я так и знала, что ты звонишь именно поэтому, господин продюсер, - Лола откинулась в кресле и закинула ноги на край стола. – А тебе нравится Мусоргский, пап?
- Не переводи разговор!
- А ты ответь!
- С ним у меня связаны, скажем так, довольно теплые воспоминания, - уклончиво ответил дочери Лев Кузьменко. – А теперь ты ответь мне, что тебя связывает с господином Дягилевым.
- Ну па-а-а-п…
- Не папкай! Я должен знать, с кем моя дочь целуется на глазах у фоторепортеров.
- Узнал? – ничуть не обескураженно и даже невозмутимо поинтересовалась у отца Лола Ингер-Кузьменко.
- Пока нет. Жду, что мне скажешь ты. Вы давно встречаетесь?
- Лев Аркадьевич! – не выдержала и звонко рассмеялась Лола. – Между мной и Фёдором Дягилевым ничего не было и нет. Кроме этого поцелуя.
«И небольшого ДТП», - про себя добавила Лола.
- Но тогда я не понимаю…
- Ой, пап, не бери в голову, - Лола смилостивилась над отцом и принялась рассказывать. – Это вообще все затея Гвидо. Он большой поклонник этого Дягилева, притащил меня в театр. Ну а дальше – дело случая.
- Да? – недоверчиво переспросил отец.
- Конечно. Я же не могла не воспользоваться сложившейся ситуацией и упустить случай сотворить небольшую сенсацию.
- Ох, Лола, Лола… - рассмеялась и отец. – Как вы яхту назовете…
- Эй, мне все нравится в моей яхте! – Лола вернулась в вертикальное положение. – И имя, и отчество, и фамилия!
- Ну и лиса же ты!
- Я не лиса, я львица!
Теперь отец уже хохотал. А, отсмеявшись, произнес:
- Значит, с Дягилевым у тебя ничего нет. Но Мусоргского ты слушаешь.
- Почему бы и нет?
- И в самом деле, - согласился отец. – Я, кстати, тоже послушал из любопытства Фёдора Дягилева. Голос у него, конечно, феноменальный.
Лола хихикнула. Отец неисправим. Ему плевать, что она серьезная бизнесвумен и глава собственного дома моды. Он должен знать, кто тот человек, с которым его дочь целуется. Даже понарошку.
- Не буду с тобой спорить. Как мама?
- Сидит рядом в очках и со страшно умным видом читает какую-то ересь.
- Ей заказали адаптацию?
- Точно.
- Поцелуй ее от меня.
- Непременно. Когда ты будешь в Москве?
- Как только вы по мне соскучитесь.
- Вылетай.
Лола счастливо вздохнула. Поняла вдруг, что она сама успела соскучиться по родителям.
- Я попробую втиснуть вас в свой напряженный график.
- Коза!
- Львица!
***
Завершив разговор с отцом, Лола снова повернулась к ноутбуку. И усилием воли заставила себя закрыть вкладку с музыкой. И с биографией Мусоргского заодно. И с историей создания сборника песен. Хватит. Загул на ниве культурного просвещения можно считать завершенным. И так напросвещалась уже до изжоги.
Лола не нашла записей песни
