Тоби, а он ее утешает.
Я так рада, что она нашла его.
После всех потерь и душевных мук, которые она пережила, даже если часть из них пришлась на его долю, я так рада, что они нашли способ справиться со всем этим.
— Я здесь, Демон. Используй меня, как тебе нужно.
— Я люблю тебя, — вздыхает она, ее голос трещит от эмоций, от которых у меня в горле встает такой огромный комок, что мне трудно втянуть необходимый воздух.
Я всегда говорила себе, что мне это не нужно. Назовите это затянувшимися последствиями моей детской проблемы брошенного ребенка. Но даже после консультаций я все еще нахожу необходимость полагаться на кого-либо совершенно ужасной.
Единственный человек, на которого я полагаюсь, — это я. Конец.
Ну, может быть, еще на Джоди и Джоанну. Но они были рядом со мной с той самой секунды, как появились в больнице, куда увезли маму, обняли меня и пообещали, что все будет хорошо.
С замиранием сердца я снова погружаюсь в сон.
НИКО
Когда реальность возвращается, все вокруг расплывается.
Но на этот раз, когда я открываю глаза, в комнате темно, но, что еще более заметно, пусто.
У меня перехватывает дыхание, когда волна одиночества, которого я не ожидал почувствовать, проникает в меня.
К горлу подкатывает комок, и я клянусь, что мои глаза действительно горят.
Какого черта, Чирилло?
Подняв негнущуюся руку, я пытаюсь стереть сон с глаз, но в ту же секунду боль охватывает все лицо и спускается по шее.
— Что за хрень? — бормочу я, мой голос хриплый от сна, когда я отдергиваю руку и смотрю на нее так, будто это она была причиной.
Где-то совсем рядом спускается вода в туалете, но я слишком запутался в том, что произошло и как я здесь оказался, чтобы сосредоточиться на том, насколько это близко, пока не открывается дверь и легкие шаги не проникают в мою комнату.
Как только я смотрю налево и встречаюсь взглядом с измученной сестрой, эмоции снова захлестывают меня с новой силой.
Я не один.
— Калли, — вздыхаю я.
Облегчение на несколько секунд покрывает ее милое личико, прежде чем оно уступает место чему-то другому, немного пугающему — что для моей младшей сестры в новинку.
— Ты гребаный эгоистичный урод, — рычит она, набрасываясь на меня со сжатыми кулаками. — Если бы твое лицо еще не было испорчено, я бы врезала тебе прямо по нему.
Мои брови взлетают вверх, заставляя мою ранее упомянутую испорченную рожу вскрикнуть от боли.
Что, блядь, со мной случилось?
— Как ты мог, Нико? Как ты мог быть таким тупым?
Мои губы раздвигаются, чтобы ответить, но изо рта не вылетает ни звука. Как же так? Я ничего не помню.
— Ты мог умереть, Нико. Вы оба могли бы быть мертвы прямо сейчас только потому, что ты слишком труслив, чтобы справиться с реальностью. Это был шок, поверь мне, я, блядь, это понимаю. Но я не стала убивать всех подряд, когда узнала. Господи, Нико. Я не уверена, что когда-либо была так чертовски зла на тебя.
Я продолжаю смотреть на нее, пока она расхаживает взад-вперед возле моей кровати, но никаких воспоминаний так и не приходит.
В конце концов мне все же удается задать один из самых насущных вопросов о том, что она только что сказала.
— Мы оба? — спрашиваю я, заставляя ее остановиться на полушаге.
Она поворачивается и смотрит на меня таким взглядом, что я почти жалею, что вообще проснулся.
— Ты действительно не помнишь? — спрашивает она, подходя чуть ближе.
Я качаю головой и тут же жалею об этом, когда в меня вонзается боль.
— Н-нет, не помню.
— Невероятно, — вздохнула она, вскидывая руки в неверии. — Все это, вся эта боль, а ты даже не помнишь.
Мои губы открываются и закрываются, как у гребаной золотой рыбки.
— Может, я тебе покажу? Думаешь, ты сможешь затащить свою жалкую задницу в инвалидное кресло?
— Инвалидное кресло? — прошипел я, совершенно оскорбленный тем, что она вообще думает, что мне это нужно. — Я могу ходить.
— Хорошо. Я все равно не хотела тебя везти. — Протянув руку, она срывает с меня покрывало и жестом призывает меня встать.
Мой взгляд устремлен на подставку с капельницей, стоящую рядом со мной, но тот факт, что я привязан к ней, похоже, не смущает сестру.
— Мы возьмем ее с собой, не волнуйся, — усмехается она.
— А ты не думаешь, что, может быть… — Я прерываю разговор, прежде чем упомянуть о медсестре, потому что, зная мою удачу, это будет Дженис, которая заглянет сюда в поисках жертвы.
Убежать сейчас — лучший выход.
— Может, что? Продолжать лежать здесь в невежественном блаженстве по поводу того, что ты натворил?
Мой желудок завязывается узлом, а ужас, который сидит внизу, как мертвый груз, становится только тяжелее.
Перекинув ноги через бортик, я шаркаю вперед и ставлю ступни на прохладный пол.
— Ну давай же, — требует моя сестра, нетерпеливо наблюдая за моей медлительностью.
Для человека, который, очевидно, не покидал эту комнату с тех пор, как меня сюда привезли, она не слишком заботлива.
Как только я опускаюсь на ноги, мои колени грозят подкоситься.
Калли наблюдает за мной, приподняв бровь.
— Хочешь, я сейчас принесу инвалидное кресло? — спрашивает она, когда я медленно опускаюсь на край кровати.
Я ничего не говорю. Мне это и не нужно. Сестра и так прекрасно меня понимает.
— Тебе повезло, что я люблю тебя, Нико Чирилло, — шипит она, прежде чем выбежать из комнаты.
Я вешаю голову, пульсирующая боль в лице не становится лучше, пока я пытаюсь вспомнить, как я здесь оказался. Но все в темноте, как будто ничего из того, что предшествовало моему появлению здесь, на самом деле не происходило.
Калли возвращается в мгновение ока, подталкивая ко мне чертову инвалидную коляску, словно я калека или что-то в этом роде.
— Залезай, засранец, — зловеще шепчет она.
— Знаешь, я бы предпочел проснуться с Дженис, — шиплю я, усаживаясь.
— Повезло бы тебе.
Она укутывает меня одеялом, словно я маленький старичок, который вот-вот простудится, и подкатывает подставку для капельницы.
— Будь полезен и держи это, — требует она.
— Куда мы направляемся?
— В соседнюю палату.
Мое сердце колотится, когда она толкает меня вперед.
Кроме нее, единственным человеком, которого я видел с момента пробуждения, был Деймон. В той палате может быть кто угодно.
— Где Де…
— Тише, — укоряет меня сестра, прежде чем я успеваю произнести его имя целиком.
— Я отправила его домой. Это слишком рискованно — находиться здесь.
