— Романтики какой-нибудь, не знаю.
Не скрывая смеха, Роберт обслюнявил Артура, из-за чего у него на лице оказались и кусочки салата.
— Романтики от меня? Слушай, у меня, — указал Роберт на диплом, — немного другие задачи, как я говорил.
— Да, но что такого? Короткий роман на лето, тебе будто этого не надо.
Роберт улыбнулся, но не то, чтобы искренне. Но это заставило его задуматься о словах отца, которые он когда-то проронил вскользь. Интересно, как случайные слова одного человека может перевернуть жизнь другого. Отец сказал, что ты всегда успеешь наладить распорядок, но тебе всегда нужно отдохнуть.
— Нет, Арт, это точно не для меня. Эти твои страдания по Маше, Амине.
— Я не страдаю по Амине.
— Но из-за Амины. Короче, мне не до этого.
— Это всё из-за…
— Даже не начинай, — перебил Роберт Артура, — и не произноси этого имени.
Артур уже съел свою порцию и заметил, что Роберт совсем не торопится съедать свою.
— Будешь доедать?
Роберт безучастно передал половину шавермы, чем обрадовал вечно голодного Артура.
— Это ведь как в детстве. Ты не доиграл, не получил любви, а потом всю жизнь ходишь, как взрослый инфантильный ребёнок.
— Значит я буду старым Дон Жуаном. Посмотри на это лицо.
Роберт провёл перед своим лицом ладонью, обозначая свою красоту и изящность, испачканную в чесночном соусе.
— Оно же как вино.
— Делай, как знаешь, Роб. Просто не хочу, чтобы, когда у меня будут жена и дети, ты не положил взгляд… не знаю, на мою дочь.
— Упаси связываться с вашей семейкой, — пригрозил пальцем Роберт, — но я точно буду крёстным отцом.
На улице вечерело. Крыши подсвечивались оранжевым светом, а свежий ветер поддувал домой с остановок жителей района. В ванной бежево-коричневого расцвета плиток, где гравировались любимые цветы в матери, — она занималась дизайном, а весь ремонт производил отец, — отголоском вызывались щелчки двери. Ванну закрывала шторка, что не подходила к интерьеру, но найти похожую, которую сорвал Роберт, когда уснул в очередной вас, лёжа внутри, сорвал её. На полках стояли многочисленные масла и крема матери, а отец занимал даже не часть: только бритву со станками. В полную набранную чашу с крана редко выскальзывали капли, которую так и не смогли поменять за всё время их жизни там: отец обещал, и он бы действительно сделал, если бы не забывал об этом из-за других поломок, зачастую его машины, на которую уходит большая часть их бюджета. Они не бедствовали и могли позволить себе другую, свежую машину, прямо с салона, но отец противился этой мысли, ведь «в машине есть душа, а если я продам её — то она обидится». Роберт лежал почти весь погруженный в воду, закрывая уши, отчего отчётливо слышал своё сердцебиение. Его расслабляла полная чуть ли не кипяточная ванная, напоминая парное молоко, поэтому он задремал, плавно всплывая с каждым вздохом, и чем больше он лежал — тем больше сползал по кромке, а когда до воды дошёл его носа, то вдохнул её, захлебнувшись ей. Роберт забарахтался, выливая на кафель воду.
— Улым, — обеспокоено крикнула мать с прихожей, — это ты?
— Да, да. — откашливался Роберт, вытирая с лица пену.
— Уснул, как всегда?
— Что-то типа.
— Ты достал мяса, как я просила?
— Да, мам.
Чуть отсидевшись, чтобы прийти в себя ото сна, Роберт вытянул пробку из слива и включил душ. Выйдя, он сразу же пошёл на кухню, где готовка только начиналась: по тарелкам группировались ингредиенты для азу: чищенная картошка резалась соломкой, как и солёные огурцы, но мясо было крупными кубиками, как любили «мальчишки». Роберт повесил на свою шею полотенце, которое когда-то давно ему подарил отец: на нём был вышит перец чили с подписью «крутой перец», что Роберт посчитал забавным, и пообещал использовать его, пока не останется одна нитка. Он подошёл к своей матери — миниатюрной женщине с большими чёрными глазами, что выглядела хрупкой, но может поставить грозных мужиков на своё место, если те зазнаются, — и поцеловал её в висок.
— Как дела? — спросила мама, что орудовала ножом.
— Забрал сегодня диплом. Отметим?
— Тебе только восемнадцать исполнилось.
— Исполнилось же.
— Не смогу я с тобой пить. Ты же для меня всегда маленький мальчик, которого я оберегала.
— А кто сказал пить?
Роберт подошёл к холодильнику и достал торт «Прага» — мамин любимый, которому она всегда удовлетворительно кивала, если сын покупал ей его. Но мать отвлеклась лишь на секунду, ведь ужин сгорит без её пристального надзора. Роберт сел за стол уголком от полотенца суша ухо.
– Әти звонил?
Роберт не всегда понимал, о чём говорит его мама, и куда она ставит интонацию: у неё не было характерного акцента и её с перевода тюркских языков «папа» звучал как обычное «эти», отчего мама постоянно ругалась, что Роберт забывает свои корни.
— Нет. Когда он приедет-то?
— Через неделю должен.
— Понятно. Укусило же его что-то в детстве, что он геологом стал, а ещё и семью создал.
Отец действительно подолгу оставался на вахте, уезжал в командировки и на лекции. Самый большой рекорд, когда он не был дома — полтора года, и было это в самом детстве Роберта, когда он только-только начал ходить, поэтому, когда он увидел своего отца, разрыдался и боялся подходить к странному, бородатому мужчине. Но каждое его возвращение ощущалось праздником, и так действительно было: огромный стол, их общие друзья, которых они знают ещё со студенческих времён и их дети. Точнее, дочери, отчего Роберт чувствовал себя неловко. В какой-то степени, у него была та же история, что и Артура, но скорее это было в шутку, когда мать навеселе сватала Роберта с одной из дочерей своих друзей. Чтобы избегать таких инцидентов, Роберт говорил, что встречается с одной из своих одноклассниц — Жене. Как было неловко после родительского собрания, когда мама подошла к Роберту и сказала, что родители Жени вообще не в курсе про их отношения и поговорят с ней дома. Роберту пришлось заглаживать тот неловкий момент тем, что делал домашнее задание за
