– Что ты делаешь? – шепчу я.
– Усиливаю предвкушение.
– Давай просто поцелуемся, – быстро говорю я.
Он наклоняет голову, его щека трется о мою, но тут открывается входная дверь и перед нами, со скрещенными на груди руками, появляется Оуэн, младший брат Питера. Я отпрыгиваю от Питера, будто только что выяснила, что у него есть ряд неизлечимых инфекционных заболеваний.
– Мама хочет, чтобы вы зашли в дом и отведали немного сидра, – говорит он, ухмыляясь.
– Через минутку, – произносит Питер, притягивая меня обратно.
– Она сказала, прямо сейчас, – отвечает Оуэн.
О, мой Бог. Я бросаю панический взгляд на Питера.
– Я, наверное, пойду, пока папа не начал волноваться…
Он подталкивает меня к двери своим подбородком.
– Просто зайди на минутку, а потом я отвезу тебя домой. – Когда я захожу внутрь, он снимает мое пальто и говорит тихим голосом, – ты на самом деле собиралась идти всю дорогу до дома в этом причудливом платье? В холод?
– Нет, я собиралась заставить тебя почувствовать вину, чтобы ты подвез меня, – шепчу я в ответ.
– Что с твоей одеждой? – спрашивает меня Оуэн.
– Это то, что корейцы надевают на Новый Год, – отвечаю ему я.
Мама Питера выходит из кухни с двумя дымящимися кружками. На ней длинный кашемировый кардиган, который свободно опоясан вокруг талии, и вязанные кремовые тапочки.
– Оно потрясающее, – говорит она. – Ты выглядишь великолепно. Так ярко.
– Спасибо, – отвечаю я, чувствуя себя неловко из-за всего этого ажиотажа.
Мы все втроем садимся в семейной комнате; Оуэн убегает на кухню. Я все еще чувствую себя раскрасневшейся из-за почти поцелуя и от того, что мама Питера, наверное, знает, что мы собирались сделать. Я так же размышляю, что она знает о том, что с нами происходило, и, если уж на то пошло, что именно он рассказал ей.
– Как прошло твое Рождество, Лара Джин? – интересуется его мама.
Я дую в кружку.
– Оно прошло действительно хорошо. Папа купил моей сестренке щенка, и мы спорили о том, кто будет его держать. И моя старшая сестра все еще дома, приехала из колледжа, так что это тоже хорошо. А как прошел ваш праздник, миссис Кавински?
– О, было хорошо. Тихо. – Она указывает на свои тапочки. – Оуэн мне их подарил. Как прошла праздничная вечеринка? Твоим сестрам понравилось печенье с изюмом, которое испек Питер? Честно говоря, я терпеть их не могу.
Я удивленно смотрю на Питера, который внезапно оказывается очень занятым, прокручивая изображения на своем телефоне.
– Я думала, ты сказал, что твоя мама их испекла.
Его мама улыбается гордой улыбкой.
– О нет, он все сделал сам. Он был очень решителен.
– На вкус они как мусор! – кричит Оуэн из кухни.
Его мама снова смеется, а потом все замолкают. Мой разум бешено пытается придумать потенциальную тему для беседы. Новогодние пожелания, может быть? Метель, которая предполагается на следующей неделе? Питер совсем не помогает, он снова уставился в свой телефон.
– Было приятно тебя видеть, Лара Джин. – Мама встает. – Питер, не задерживай ее допоздна.
– Не буду, – мне же он говорит: – Я скоро вернусь, только возьму свои ключи.
Когда он ушел, я говорю:
– Извините, что вот так завалилась на Новый год. Надеюсь, я не помешала.
– Тебе здесь рады в любое время, – она подается вперед и кладет свою руку на мое колено. Затем многозначительно смотрит на меня и добавляет, – просто, будь помягче с его сердцем – это все, о чем я прошу.
У меня в животе все переворачивается. Неужели Питер рассказал ей, что между нами произошло? Она похлопывает меня по коленке и встает.
– Спокойной ночи, Лара Джин.
– Спокойной ночи, – эхом отзываюсь я.
Несмотря на ее добрую улыбку, я чувствую, словно только что нарвалась на неприятности. В ее голосе слышался легкий упрек – знаю, я его услышала. «Не обижай моего сына», – вот, что она говорила. Был ли Питер очень расстроен из-за того, что между нами произошло? Он так не выглядел. Раздражен, может быть, немного обижен. Но, безусловно, не настолько обижен, чтобы разговаривать об этом с мамой. Но может быть, они с его мамой действительно близки. Я не хочу думать, что возможно уже произвела неприятное впечатление, еще даже не начав встречаться с Питером.
***
На улице кромешная тьма, звезд на небе немного. Думаю, наверное, скоро снова пойдет снег. Дома внизу везде горит свет, а наверху – только в спальне Марго. Через дорогу я вижу в окне миссис Ротшильд зажженную маленькую елочку.
Нам с Питером тепло и уютно в его машине. Из вентиляционных отверстий дует теплый воздух. Я спрашиваю у него:
– Ты рассказал маме о том, как мы расстались?
– Нет. Потому что мы никогда не расставались, – отвечает он, убавляя тепло.
– Нет?
Он смеется.
– Нет, поскольку мы никогда по-настоящему не были вместе, помнишь?
«А сейчас мы вместе?» – это то, что мне интересно, но я не спрашиваю, потому что он обнимает меня и наклоняет мою голову к своей, и я снова нервничаю.
– Не нервничай, – говорит он.
Я одаряю его быстрым поцелуем, чтобы доказать, что я не нервничаю.
– Поцелуй меня так, как будто скучала по мне, – говорит он, и его голос становится хриплым.
– Я скучала, – отвечаю я. – Мое письмо поведало тебе, что я скучала.
– Да, но…
Я целую его, прежде чем он успевает закончить. Как следует. Как я и хотела. Он целует меня в ответ, как будто он тоже этого хотел. Словно прошло четыреста лет. А потом я больше не думаю, я просто растворяюсь в поцелуе.
После того, как Питер высаживает меня, я забегаю в дом, чтобы все рассказать Марго с Китти, и ощущаю себя кошельком, до отказа набитым золотыми монетами. Не могу дождаться, чтобы выпалить все.
Китти лежит на диване и смотрит телевизор с Джейми Фокс-Пиклом на коленях, и когда я прохожу через дверь, вскарабкивается выше. Тихим голосом она говорит:
– Гоу-гоу плачет.
Мой энтузиазм мгновенно гаснет.
– Что? Почему?
– Думаю, она ходила к Джошу и они поговорили, и все вышло не очень хорошо. Ты должна сходить и проверить ее.
О, нет. У них все должно было пройти не так. Они должны были снова сойтись, как мы с Питером.
Китти опускается обратно на диван, с пультом в руке и выполненным сестринским долгом.
– Ну и как прошло с Питером?
– Замечательно, – отвечаю я. – Действительно замечательно. – Улыбка появляется на моем лице сама по себе, и я быстро стираю ее из уважения к Марго.
Я иду на кухню и делаю Марго чашечку Ночного чая с двумя столовыми ложками меда, как мама, бывало, делала для нас перед сном. Секунду я подумываю добавить немного виски, поскольку видела такое на викторианском шоу по ВВС – горничные плеснули бы виски в горячий напиток хозяйки поместья, чтобы успокоить ее нервы. Знаю, Марго пьет в колледже, но она уже и так страдает похмельем, да и, кроме того, сомневаюсь, что папочка это поддержит. Так что я просто наливаю чай, без виски, в мою любимую кружку, и отправляю Китти с нею наверх. Я говорю ей вести себя мило. Наставляю, что она должна сначала дать Марго чай, а потом пообниматься с ней хотя бы пять минут. От чего Китти отказывается, поскольку она обнимается только тогда, когда ей это надо, а так же потому, что я знаю, ее пугает видеть Марго расстроенной.
