Усмехнулась, первой ступила в прихожую, крикнула в тишину квартиры:
– Иваницкий! Тут, по всей видимости, к тебе!
Лиза стояла у Ирины за спиной, изо всех сил пытаясь защититься от купола. Нельзя ей туда, нельзя. Вон, и Саша уже идет из кухни, улыбается как ни в чем не бывало. А может, ее старается подбодрить, если уж так глупо все вышло.
– Здравствуй, Ирина… Лиза, я тебе звонил весь день, ты почему трубку не брала?
– У меня телефон разрядился, а зарядку я дома забыла. Как Ангелина Макаровна, врач из поликлиники приходил?
– Да, приходил. Она сказала, обычный сердечный приступ…
– Бабушка спит, я только что к ней заглядывала, – робко произнесла Женя, скользя взглядом по их лицам.
– Да, я тебе потом все расскажу… – торопливо подхватился Саша, снимая через голову тесемку кухонного фартука, – сейчас домой поедем, и расскажу… Жень, присмотри за бульоном, а то он выкипит!
– Погоди, Иваницкий… Как это – домой? Нет, погоди… У меня к тебе, между прочим, разговор есть.
Ирина решительно встала меж ними, уперев полную руку в стену. Саша глянул на нее с досадой, вздохнул, пожал плечами:
– Нет… Давай не сейчас, Ирина. Не то место и не то время для разговоров. Тем более мы уже обо всем поговорили.
– А я много времени у тебя не отниму. Я думаю, твоя… подруга разрешит мне пять минут с тобой поговорить? Женя, проводи даму в гостиную…
– Саш, я тебя на улице подожду!
Звонко, уверенно у нее это получилось. Наверное, оттого, что очень старалась. Даже с неким нахальным умыслом прозвучало – ничего, мол, подруга дает добро на пять минут! Извольте, пожалуйста! Нынче подруги добрые пошли!
Выскочила за дверь, схватилась за щеки – фу, какая неловкая ситуация… Как в комедийной пьесе – действие третье, все те же, в лаптях…
– …Вот это ты с ней, Иваницкий? С этим писклявым чучелом? Ну, удивил, если честно… Ты хоть отдаешь себе отчет, с кем связался?
Ирина чуть присела на кухонный подоконник, улыбнулась насмешливо, свернула полные руки под грудью, выразительно помолчала пару секунд. Потом продолжила так же насмешливо:
– Нет, конечно, она тебе наверняка в рот смотрит, ты умеешь красиво говорить… Это каждую дурочку впечатлит, я понимаю… Но нельзя же к этому относиться серьезно! Как ты с ней вообще жить собираешься? Вместе в облаках будете витать? О классической литературе беседовать? А если вдруг покушать захочется, а? Нет, это же… Это же каким идиотом надо быть! Открой глаза, Иваницкий! Она ж точно такая, как ты… То есть совсем никаковская. Будете всю жизнь один кусок хлеба на двоих делить…
– Черный…
– Что – черный?
– Черный кусок хлеба с солью. Знаешь, Ирин, очень вкусно, особенно под Чехова. Я пробовал, правда вкусно.
– Издеваешься, что ли?
– Отнюдь. Ладно, Ирина, я тебя услышал… Я пойду, пожалуй.
– Погоди… Погоди, Саш. Прости, я ведь не это хотела… Я ведь…
Она вдруг то ли всхлипнула, то ли вздохнула прерывисто и неожиданно провыла тоненьким голоском:
– Погоди, Са-аш… Я ведь и правда не это хотела… Знаешь, мне так плохо без тебя… Ну, прости меня, дуру, а? Я все поняла, я… Я больше не буду… Клянусь тебе – ни одного грубого слова, никогда… Я ведь люблю тебя, Саш… Правда люблю…
Он остановился в дверях, оглянулся. Породистое Иринино лицо и впрямь дрожало слезами, в глазах плескалось по-настоящему искреннее отчаяние, цеплялось за его взгляд. И не просто цеплялось, а настоятельно требовало сочувствия. Он вдруг подумал про себя – даже в такой ситуации она не просит, а требует…
– Ну, чего ты на меня так смотришь? Да, люблю! Каждый любит по-своему… Кто-то в глаза заглядывает, а кто-то… Надо же уметь понять… Я все, все поняла, Саш, я все за это время переоценила! Поверь, мне было совсем нелегко это сделать… Как говорится, что имеем, не храним… Но теперь все будет по-другому, обещаю тебе! Будем считать, что ты меня проучил… Я все усвоила, Саш. Обещаю тебе, все будет по-другому! Прости…
Он повел головой, грустно посмотрел на нее исподлобья. Видимо, она оценила эту грусть по-своему, улыбнулась неловко, будто примеривая победную улыбку к губам, быстро смахнула слезы со щек.
– Ты можешь ничего не говорить сейчас… Не надо. Ты просто останься, не уходи. Просто поверь мне, и все… Ну, хочешь, я сама ей позвоню, этой… Лизе? Дай-ка мне телефон…
Ирина шагнула к нему, просящим жестом протянула ладонь, и он сделал шаг назад, чуть не споткнувшись о порожек кухни. Еще и рука непроизвольно потянулась к карману, где лежал телефон, словно испугался, что она его силой выхватит… И тут же быстро и неловко пожал плечами, устыдившись своей пугливости – эка глубоко в нем трусливый заяц сидит… Заяц, с детства выдрессированный чужой волей.
– Я пойду, Ирина. Извини, меня там Лиза ждет.
– Я не поняла… Так ты вернешься или нет?
– Нет, Ирина, не вернусь. И давай больше не будем это обсуждать.
– И даже… Даже после того… Как я тут перед тобой… распиналась?!
В ее голосе уже явно слышались оскорбленные нотки – предвестники предстоящей бури. Он повернулся, быстро пошел к двери, повторяя самому себе насмешливо – беги, заяц, беги… А может, не заяц, может, колобок. Не важно, кто ты на самом деле есть в данной сложившейся ситуации, все равно – беги… Потом со своими стыдливыми ощущениями разберешься!
* * *
Ангелина Макаровна умерла ночью, во сне. Ни Женя, ни Ирина не сочли нужным проводить бессонную ночь у ее постели, удовольствовавшись заверениями участковой врачихи – ничего страшного, мол, просто сердце у старушки прихватило, обычное дело в ее возрасте, полежит пару деньков и встанет. Так ее мятежная душа и отлетела, никого напоследок не потревожив.
Ирина умело руководила печальными приготовлениями, как-то сразу забрав траурную церемонию в свои руки, давала указания хорошо поставленным голосом. На Сашу практически не смотрела и уж тем более на Лизу, робко жавшуюся к его плечу. Только однажды подошла, когда он отлучился за какой-то надобностью, шепнула сердито на ухо:
– Вам следует уйти… Неужели вы сами этого не понимаете? Это неприлично, в конце концов…
– Я не уйду, – тихо ответила она, крепко сплетая пальцы. – Извините…
Ответить ответила, а в глаза посмотреть испугалась. Может, она и права была – следовало уйти…
Не могла она уйти. Не могла оставить Сашу одного, хоть это и впрямь неприлично выглядело. Знала, как важны ему сейчас ее ладони, вцепившиеся в локоть. Хоть он и не говорил ничего такого… Не до этого ему было. Но она все равно – знала.
– Уйдите, я вас прошу! Что мне, силой вас выводить прикажете?
Хорошо, Саша к этому моменту вернулся, посмотрел на их лица, проговорил тихо:
– Ирина, прекрати. Хоть сейчас не надо… так явно администрировать. Это похороны моей матери, а не педсовет.
