— Как же у меня болят ноги, — пожаловалась она Юльке после того, как они накормили пассажиров завтраком. — Мне кажется, что я не выдержу обратного полета. Если хотя бы двое суток отдыха. А то всего сутки.
— Ничего, — подбодрила ее Юлька, — мы пойдем на китайский массаж. Девчонки хвалят, говорят, что после него тела не чувствуешь, а ноги становятся невесомыми.
— Когда же мы успеем?
— А вот сразу после рейса примем душ и побежим. Это рядом, в пяти минутах ходьбы.
— Скорее бы уж долететь, — вздохнула Ирочка.
В салонах наблюдался полный аншлаг, и даже после разноса питания бортпроводникам не удавалось передохнуть. Создавалось впечатление, что пассажиры все время чего-то хотят: есть, пить, болтать, разминать отекшие ноги, жаловаться на свою тяжелую участь и просто глазеть в иллюминатор рядом со служебным креслом стюардов и стюардесс. Казалось, это нескончаемый поток паломников, а не пассажиров, движется по салону самолета к бортпроводникам. Причем невзирая на ночь.
Роман Морозов, прославленный герой, отличившийся при спасении пассажиров во время пожара на самолете, и автор многих стихов и эпиграмм, посвященных «Аэрофлоту», сидел на контейнере в кухне бизнес класса и раздавал особо жаждущим различные напитки — воду, соки, чай, кофе.
— Рома, давай я заменю тебя, — предложила Юлька. — Наш бизнес-класс как будто угомонился. Ты сам-то выпил хоть чашечку кофе?
— Какое там! Если бы найти для этого свободную минуту.
— Сумасшедший рейс, — согласилась Юлька.
— Сделайте, пожалуйста, кофе с лимоном, с двойным сахаром и с коньяком, — попросила полногрудая девица в коротенькой юбке, еще больше подчеркивающей безупречной формы длинные ноги.
— Тоже с двойным? — спросил, широко улыбаясь Ромка.
— Не поняла, — заморгала кукольными ресницами девица. — Что с двойным?
— С коньяком двойным, — с легкой, незаметной для нее иронией пояснил Роман.
— А… Да… Если можно, тоже с двойным, — радостно закивала девица.
— Другим бы отказал, но только не вам, — уже открыто смеялся Роман, и девица подхватила его смех.
— Юля, у вас много пили? С коньяком не напряженно?
— Да ладно. Принесу, — улыбнулась Юлька и, открыв контейнер с вино-водочной продукций, вытащила початую бутылку «Реми Мартин».
— Класс! — восхищено сказала девица и, обвив руками шею Романа, смачно чмокнула его в щеку.
— Просто танталовы муки, — устало вздохнул Морозов. — Уже и возраст чувствуется. Начинаю ощущать свои давящие пятьдесят.
— Не говори глупости, — возразила Юлька. — Вот моему мужу пятьдесят, однако это совсем не чувствуется.
— Если подразумевать другое, то моя Оля тоже не жалуется.
Неожиданно раздался вызов, очень настойчивый. В салоне послышались шум, ахи, вздохи, крики, отчаянная мольба.
Морозов бросился в салон, как на амбразуру.
Вернулся он очень взволнованным:
— Преждевременные роды. Собирай девчонок, тех, кто смыслит в этом хоть что-нибудь.
— Да мы все теоретически знаем, что делать, а вот психологически не все к этому готовы, — сказала Юлька и тут же побежала к бригадиру, Феде Томилину.
— Вдвоем с Ирой справитесь? — спросил Федя. — А мы с Романом поможем.
— Справимся, — уверенно ответила Юлька.
Ромке дано было указание подносить чистые салфетки и горячую воду.
— Ребята, я пойду командиру доложу ситуацию. А вы действуйте, — спокойным голосом сказал Томилин.
До посадки в аэропорту Шанхая оставался час с небольшим, и командир принял решение не производить вынужденную посадку. Смысла не было, пока запросишь посадку, пока пойдешь на снижение, почти столько же времени уйдет.
Впрочем, все зависело от роженицы, от ее здоровья. Если надо, если жизнь человеческая на волоске висит, то даже из-за пяти минут хоть в пустыне бы сели. Только чтобы все пассажиры живы и здоровы были.
Двух мужчин, сидевших рядом с роженицей, попросили пройти в кухню-буфет на места бортпроводников. Теперь можно было хоть как-то изолировать несчастную женщину, которой вскоре, возможно, дано будет испытать счастье материнства. Юлька с Ирочкой всячески успокаивали бившуюся в их руках молодую китаянку, усадили ее так, чтобы она могла широко расставить согнутые в коленях ноги, упираясь спиной, руками и ногами в тяжелый контейнер, обернутый пледами. Из этого же контейнера минутою раньше доставали бутылки с водкой, щедро обливая ею руки.
— Роман, подложи ей под спину подушку. Возьми из детского комплекта все, что там осталось. Я уже не могу ничего трогать, руки стерильны, — сказал Федя.
— Все хорошо. Сейчас мы подстелем пеленочку. Приподнимитесь немного, — нежно ворковала Юлька. — И для ребеночка место приготовим.
Она положила на кресло плед, на него постелила пеленку, а под плед положила теплую грелку, своевременно принесенную Романом.
Ни врача, ни медсестер среди пассажиров не оказалось, и бригаде пришлось своими силами принимать роды. Схватки у китаянки усиливались, и ее узкие глаза с расширившимися зрачками казались огромными. Она кричала и плакала, и молилась между схватками, намертво ухватившись за свои блестящие черные волосы. Ее беззащитный взгляд, полный ужаса и мольбы, резал сердце. Весь йод уже был использован.
— Вскрывайте еще одну, аварийную, аптечку, — приказал Федя, стерильными руками нажимая на живот роженицы.
— Wok ui yao si… — закричала китаянка, что по-русски означало «я сейчас умру».
— Да кто ж тебе даст умереть-то, — подоспел с влажными салфетками Роман.
— Wok u ai yao si, wo bumneng si!!! — продолжала кричать обезумевшая от боли китаянка.
Уже показалась головка ребенка, и Юлька, вытирая пот со лба роженицы, ласково, но настойчиво втолковывала ей:
— Теперь не тужьтесь, отдохните. Скоро, скоро родится малыш.
После того как показался плечевой пояс, Федя обеими руками захватил грудную клетку и извлек туловище и ножки.
Громкий крик ребенка огласил салон.
— Ну и кто у вас? — спрашивал Федор, держа скользкого новорожденного на руках перед глазами матери.
— Сын. Федь-я… — во весь рот улыбалась благодарная китаянка.
Юлька быстро протерла пуповину водкой, туго перевязала ее двумя нитками, первую на расстоянии восьми-десяти сантиметров от пупочного кольца, вторую на два сантиметра дальше. Она еще раз смазала йодом пуповину между нитками и пересекла ножницами, предварительно обработанными водкой.
— Ура! — ликовали пассажиры, бурно выражая проявление радости. Ставшие свидетелями тайны рождения, они пели, плясали, обнимали и поздравляли друг друга, как родные. Много бы людей могло похвастаться тем, что присутствовали при родах, да еще на самолете, в такой экстремальной обстановке?!
