Худшие опасения.
Что веря, будто женщина непременно должна быть красивой, страстной, остроумной, необыкновенной — иначе она не сможет внушать ни настоящую любовь, ни плотскую страсть, не станет героиней драмы, которая разыгрывается в самом сердце Вселенной, не причастится из источника жизни на земле… — что, веря во все это, Александра страшно заблуждалась. Мало того, на деле Александра — тщеславная, вздорная дура, и Нед ее раскусил. Впрочем, если бы и не раскусил… Мы не обязательно любим тех, кого уважаем; а перестав уважать, не всегда перестаем любить. Любовь приходит и уходит; либо она есть, либо нет. Она — Божий дар и Божья кара.
Худшие опасения.
Не Дженни преследовала Неда, а Нед Дженни. Дейв прав: это Нед увел у него Дженни. Дженни — впечатлительное дитя, безвинная жертва Неда. Влюбленного Неда. Теперь Нед умер, и Дженни вернулась к Дейву.
Худшие опасения.
Ну а надежды? Какие там надежды. Пусть даже Нед охладел к Дженни Линден, но, вместо того чтобы вновь увлечься Александрой, затащил в койку Эбби.
Александра завела мотор и поехала в «Коттедж». По дороге ей повстречалась «Частная скорая помощь» мистера Лайтфута, резво катившая в противоположном направлении. Несомненно, она везет в город тело Неда, аккуратно, будем надеяться, уложенное в гроб (дуб, работа современных мастеров, 480 фунтов). Завтра состоятся похороны и кремация. В конечном пункте гроб переложат в традиционный катафалк: черный, величественный, блестящий, но слишком тихоходный. Когда ты мертв, поездка на катафалке за двадцать миль создает заторы на шоссе, особенно на крутых подъемах. Полиция была бы недовольна.
День похорон выдался ясным и солнечным. Эбби заехала за Вильной (Александра настояла, чтобы подруги постарались забыть о ссоре) на своей машине. Вильна была в элегантном черном костюме — короткая юбка, собственноручно расшитая блуза с глубоким вырезом. Но ее полуобнаженный бюст был задрапирован алым газовым шарфом.
— Это я не из скромности, голубка, — пояснила Вильна. — Груди у меня начинают сохнуть, шея пошла складками. Их можно показывать только при свечах. Ужас! Что со мной, бедной, будет? А все потому, что приходится обходиться без моего заветного омолаживающего крема.
— А что это за крем? — спросила Эбби. Артура с ними в машине не было — он приедет отдельно, на школьном микроавтобусе, после того как отвезет на станцию двух студентов. «При всей моей нежной любви к Вильне, — сказал накануне Артур, — я предпочел бы не ехать в ее обществе на похороны. Своей зацикленностью на себе, любимой, она создаст совсем неподходящую атмосферу в часы, когда неприлично думать ни о чем, кроме Неда. Так что, если ты не против…» Эбби была не против.
— Сперма, — объявила Вильна. — Сперма — самый лучший омолаживающий крем. Эссенция мужчины. А я уже забыла, когда ее в глаза видела! Скоро из меня песок посыплется. Первые морщины прорезались. А я ничего сделать не могу. Моя мать за мной шпионит — Клайв ее нанял, я точно знаю. Обидно, правда? — родная мать сторожит тебя, как в тюрьме.
И верно, подумала Эбби, за последнее время Вильна как-то состарилась. Романтическая худоба перешла в изможденность, гладкая оливковая кожа истончилась и посерела. И Мария действительно ведет себя подозрительно: все время маячит за спиной у Вильны, глаз с нее не спускает.
— Осталось совсем немного, Вильна, — сказала она вслух. — Еще полгода, и Клайв вернется.
— А вдруг он запамятовал, как это делается? — вопросила Вильна. — Или гомиком стал? С мужчинами это в тюрьме бывает. Что тогда?
— Тогда подашь на него в суд, — посоветовала Эбби. — За урон, нанесенный твоей внешности.
Эбби решила больше не отвлекаться на разговоры — все-таки она за рулем. На похороны она надела темно-синее платье Вильны. Подол пришлось подшить на живую нитку, чтобы не волочился по земле. Ну да ничего, сойдет. Эбби посмотрелась в зеркало над приборной доской: блестящие волнистые волосы, искорки в глазах, здоровая кожа, россыпь симпатичных веснушек. Взглянуть приятно.
— Хорошо выглядишь, — сказала Вильна. — Или ты пока не заметила? Эссенция умирающего мужчины. Чудодейственное средство. Большая редкость.
Эбби покрепче стиснула руль. Она была старательным водителем. Что бы ни происходило, ее руки держали руль так, как; надо, — в учебниках это положение называется «на десять часов десять минут».
— Шутка, — сказала Вильна. — У вас, англичан, никакого чувства юмора нет. Как после этого над вами не смеяться?
Эбби смолчала. Остаток пути они проехали молча — лишь изредка Вильна отдавала штурманские распоряжения в соответствии с картой, которую нарисовал и роздал всем заинтересованным лицам Хэмиш. Несмотря на то что Хэмиш слыл педантом, особой точностью карта не отличалась.
— Дженни мне все рассказала, — сказала Вильна, когда они свернули к воротам крематория. — Теперь, когда она снова живет с мужем, ей радостно, что Нед умер на тебе, а не на ней.
— Из Дженни свидетельница никудышная, — возразила после долгой паузы Эбби. — Ни одному ее слову верить не стоит. Гляди-ка: настоящий аншлаг. Похороны Неда начнутся только через полчаса, а стоянка уже почти забита.
— Конечно, не стоит, — поддакнула Вильна, — я так и скажу всем, кто будет спрашивать. Скажу: Дженни так глубоко все переживает, она сама перестала понимать, где факты, где выдумка. Вот как я буду говорить. Дружба — не пустой звук, верно? Даже в этой вашей унылой стране. А мы с тобой — ты и я — подруги, верно ведь?
Эбби осознала, что отныне они действительно подруги. Ушло то время, когда она смотрела на Вильну свысока. Вильну придется позвать на Охотничий бал — список приглашенных составляет, хоть и не единолично, сама Эбби. Куда бы Эбби ни направлялась — на вернисаж ли в престижную галерею, на благотворительный концерт в старинный замок, на торжественный обед в аббатство или даже в морг проститься с телом близкого друга, — ее непременно будет сопровождать Вильна. Вильну допустят в «лучшие дома», в самое изысканное и интересное — по местным меркам — общество. Вот какую цену Вильна назначила за свое молчание, за то, что поможет рассеять все подозрения Артура, — точно так же Александра принудила ее присматривать за Сашей. Эбби положила руку на колено Вильне. Что ж, цена не чересчур высока. Не слишком страшна.
— Конечно, мы с тобой подруги, — сказала она. — Вне всякого сомнения.
Толпа перед часовней все росла и росла. Друзья, родственники, зеваки. Приглашенные и незваные. Журналисты, старающиеся держаться незаметно: лишь порой сработает вспышка умело закамуфлированного фотоаппарата. Крохотные диктофоны запрятаны в рукавах. «Нам не хотелось бы беспокоить вас в этот скорбный день, но…» Весь театральный Лондон. Издатели и импресарио. Люди из «Ассоциации за охрану исконных прав». Из «Ассоциации за сохранение античных дорог». Из «Ассоциации за сохранение античных кладбищ». Из Общественного совета по искусствам — Нед входил в экспертный совет, ведающий грантами в области зрелищных искусств. Ибсеноведы, скандинависты. Нед был человеком разносторонним. Герои язвительных рецензий Неда пришли оплакать его крокодиловыми слезами. Люди из музыкальных кругов. Специалисты по старинным инструментам. Налоговые инспекторы, инкогнито. Торговцы антиквариатом. Торговцы с блошиных рынков. Звезды театра обоих полов. Всех полов. Врачи из Центральной клиники венерических заболеваний (Нед как-то организовал благотворительный гала-концерт в ее пользу). Часовня быстро заполнилась. Яблоку негде упасть. Как только внесли гроб, двери закрыли. Спешно подключили репродукторы, чтобы транслировать церемонию для тех, кто остался снаружи. Чтобы слышали все — и деревья, и кружащие над крематорием птицы, и те, кто пришел хоронить совсем других людей. Гимны «Для всех святых» и «Танец Господень». Отрывок из «Строителя Сольнеса»[14]. Все это выбрал Хэмиш, выбрал удачно. Лаконичные речи друзей.
