Хозяин убаюкивающе накрывал своей ладонью руку Дмитрия.
— Ты лечись на здоровье! Я все устрою. А Верочка твоя мне опять так помогла… Это прямо клад у тебя. Завидую. Где ты только жену себе такую откопал? Порекомендовала мне тут комплекс упражнений на расслабление, аутотренинг… Слова там такие успокаивающие… Говоришь себе — и веришь, что все будет хорошо… Волшебные прямо слова…
Ситников улыбался.
Однако его перелом и впрямь оказался непростым, а босс жить без охраны никак не мог. Тем более при осложнявшейся день от дня ситуации, когда стволы народ раскупал, как осеннюю капусту.
— Ты прости мне, Димон, — повинился совестливый бизнесмен, — дело тут такое… Пришлось мне тебе замену приискать… На время, на время, ты не волнуйся! Вот встанешь…
Но время шло, а ситниковский перелом сдаваться врачам не желал. Болел Дмитрий долго, упорно, а когда наконец смог ходить без палки и костылей, осознал, что его охранницкая светло-сиреневая жизнь кончилась безвозвратно. Какой из него теперь защитник? Его самого бы кто защитил… Подавленный, слабый, раздраженный своей собственной хилостью, он бродил по дому вроде кастрированного кота, по образному выражению дочери, которая в характеристиках никогда не стеснялась. Тем более родного папеньки.
Надо искать работу, вяло думал Дмитрий. И утыкался в телевизор. И опять возвращался к той же навязчивой мысли. Вериных денег ни на что не хватало. И однажды мудрая дочь заявила:
— Мы тратим деньги, которых нет.
Вера вздохнула. Ситников съежился. Наступала нищета, которая и так уже хмуро посматривала из всех углов квартиры. Но тут снова возник бизнесмен, как добрый гений семьи Ситниковых.
Он позвонил, приглашая Веру в очередной раз прийти ему на помощь, и внезапно заявил:
— Да, Веруша, я ведь тут работу нарыл для твоего Димона. Управляющим одной элитки. Приличные люди живут, деньги исправно за все про все платят и вносят. А Димон будет тем домом управлять. В помощниках у него бухгалтерша, тетка неплохая, и еще одна дамочка. Станут вести дело на троих. — Предприниматель засмеялся, довольный сам собой. — Так что скажи там своему — пускай готовится к службе. Можно выходить прямо в понедельник.
Жизнь опять вернулась в свои ровные кисельные берега. И потекли молочные реки…
Игорь услышал в трубке так хорошо знакомый и так небрежно забытый голос Долинского и вновь оробел.
— Алло! Алло! — недоуменно повторял старый хирург. — Говорите, вас не слышно…
— Феликс Матвеевич, — неуверенно наконец выговорил Лазарев, — это вы?
— Ну да, это я, — ворчливо отозвался старик. — А это кто?
— Лазарев… — пробормотал Игорь.
— Васильич? — неожиданно обрадовался Долинский. — Неужели это ты, голубчик? А я уж и думать о тебе перестал… Запретил себе о тебе думать: баста — и все! Читал о тебе, читал, все читал… И по телевизору тебя видел. Ну что? Молодец ты, Васильич!
— Это вам спасибо… — пробормотал совершенно уничтоженный Лазарев.
— Ну и мне тоже. Куда же без меня? — засмеялся старый хирург. — А чего звонишь, голубчик? Дело есть?
— Дело… — выдохнул Игорь. — Феликс Матвеевич, можно мне к вам приехать? Поговорить…
— Да хоть сию минуту! — весело отозвался старик. — Мы теперь с женой вдвоем вечера коротаем. Дочка давно выросла, к мужу ушла. Внуки там. Двое… Да с зятем у нас не заладилось. Ребятишек редко видим, без нас растут. Ты запиши адресок, Васильич…
Через десять минут Лазарев торопливо сел в машину.
Дверь открыл сам Долинский.
— Ну-ка, ну-ка, дай мне на тебя полюбоваться, ученик! Каким ты красавцем стал! Прямо загляденье! Солидный, и седина к лицу.
— Да ну что вы, — засмущался, как ребенок, Игорь. — Старею, лысею… Вот, гляньте. — И он с готовностью наклонил голову. — И Сазонов туда же: и солиднеет, и лысеет.
— Ну, ребята, да чего вы в самом деле?! — возмутился старый хирург. — Лысеть вздумали! Безобразие! Разве так можно?! Молодые еще совсем. Вот посмотри на меня. — Он весело мотнул абсолютно лысой головой. — Нет, вы неправильно живете. Режим не соблюдаете, курите, поди, да и пьете тоже. Уж Борисыч всегда был этому подвержен. Нужно повернуть жизнь на сто восемьдесят градусов, тогда она станет совсем другой, прямо сиреневой.
Отчитал… Лазарев улыбнулся.
— Входи, голубчик, входи… Наташа, иди сюда! Ты помнишь Игоря?
Вышла хозяйка дома. И начались охи да ахи, возгласы радости и изумления, расспросы и вопросы, разговоры за чаепитием — в общем, все то, что неизбежно после стольких лет разлуки.
Долинский весело жаловался Игорю:
— Вот Наташа обожает надо мной изящно поиздеваться. Именно изящно. Ты сразу поймешь, в чем суть. На Новый год она мне говорит: «Феликс, садись за стол. Я тут тебе приготовила столько вкусного! Вот, например, орешки в шоколаде. А еще жареного поросенка. И купила копченой рыбки». Она у меня прямо настоящая изуверка!
Жена Долинского смеялась.
— А что ты, Васильич, справился с этими тремя страшными буквами — ЦМВ?
Это была аббревиатура цитомегаловирусной инфекции, злейшего врага трансплантологов. Считалось, что ЦМВ — один из основных патогенов, осложняющих трансплантацию органов. У пациентов, которым пересаживали почку, сердце, легкие и трансплантаты печени, ЦМВ вызывала множество синдромов, например лихорадку, лейкопению, гепатит, пневмонию, гастрит, колит… Период максимального риска находился где-то между первым и четвертым месяцем после трансплантации. Прием антиретровирусных препаратов иногда провоцировал острые осложнения. Вдобавок диагностику ЦМВ-инфекции невозможно было убедительно провести только по клиническим проявлениям. Требовалось выделение вируса из клинических образцов. Плюс необходимо проследить рост уровня антител в крови.
— Боремся, — усмехнулся Лазарев. — Она — со мной, я — с ней… Кто кого… Но пациенты живут…
— А наезды? — осторожно спросил Долинский. — Сильно тебя донимает эта пресса, голубчик? После того как начались разговоры о… Ну, ты сам знаешь о чем. ОМОН в больнице… Я сразу вспомнил о тебе. Хотел позвонить, да куда — не знаю…
Игорь опять покраснел.
— Васильич, у меня создается впечатление, что работает какая-то влиятельная оппозиция, направленная против нашей российской трансплантологии, делающая все, чтобы ее уничтожить. А эти газеты? Телевидение? Явная тенденциозность… Нападки, нападки… Похоже, их причины связаны с намерением ликвидировать в России некоторые наукоемкие области медицины и направить бюджетные и внебюджетные средства в зарубежные клиники. Хотя там стоимость трансплантации значительно превышает нашу, российскую. А ведь уровень развития трансплантологии отражает моральный, экономический и научно-технический уровень в стране, уровень медицинской помощи.
