Шелли поспешно прикрыла рот ладонью. Должно быть, из опасения подцепить от Джереми какую-нибудь заразу.
— Вам нужно отдохнуть, — сказала она, не отнимая руки от губ. — Хотя жаль, конечно, нам будет недоставать вас.
Джереми отважно кивнул, и мы проследовали к дверям. Уже снаружи я услышала слова Шелли:
— Ох уж эти спесивые англичане! Вечно страдают стиснув зубы.
Так закончился наш первый день на роскошном курорте. Лежа на огромной кровати и глядя, как вращаются под потолком лопасти огромного вентилятора, несущего нам благословенную прохладу, я спросила:
— Ну как, живот больше не болит?
Вместо ответа Джереми пылко обнял меня, а потом принялся покрывать поцелуями все мое тело, стараясь не пропустить ничего, хотя шампанского у нас больше не было. Час спустя, пыхтя от усилий, мы раскатились в разные стороны.
— Сегодня ты была под стать львице, — сказал Джереми. — Или тигрице. Дикой и свирепой.
В ответ я свирепо, по-тигриному, зарычала. И тут же горько в этом раскаялась. Стены бунгало, похоже, были бумажными. Во всяком случае, я явственно расслышала звук поцелуя, а потом голос Шелли:
— Спокойной ночи, Люк.
— Спокойной ночи, Шелли.
Господи, нам только ковбойской четы тут не хватало!
Второй день нашего отдыха пришелся на 14 февраля. В предотьездной спешке и суете я вконец утратила счет времени. Так вот, проснувшись самым солнечным за всю свою жизнь утром Дня святого Валентина, я не увидела рядом Джереми. Вместо его головы на соседней подушке покоился маленький конверт, на котором было начертано мое имя.
Я резко приподнялась и села. До сих пор мне никогда не доводилось находить в постели адресованных мне же конвертов. Более того, мне и записок-то никогда не писали. Разве что я получала их от босса в компании «Хаддерстон хеви инжиниринг». Он однажды оставил мне записку с требованием купить побольше скрепок. С колотящимся сердцем я вскрыла конверт и ахнула.
«Я понимаю, что с тех пор прошло двадцать лет, но отвечу: да, я согласен быть твоим Валентином».
Я счастливо захихикала, вспомнив открытку, которую подсунула Джереми 14 февраля 1979 года. В тот же миг дверь распахнулась, и вошел Джереми. Он только что искупался, вода с него стекала ручьями, а в руке он держал огромную коническую раковину размером, должно быть, с половину моей головы. Увидев, что я проснулась, Джереми поднес раковину к моему уху, чтобы я послушала, как шумит прибой.
— Поздравляю, — промолвил он, целуя меня.
Не знаю, что на меня нашло, но я вдруг расплакалась. От счастья — порой подобное со мной случается. Такая уж я дуреха. Почему-то сразу начинаю представлять, что настанут времена, когда от моего счастья останутся одни воспоминания. Это уже в привычку вошло. И еще я начинаю скучать по близким мне людям заранее, примерно за неделю до их отъезда. Потом, правда, почти не замечаю их отсутствия.
— А я вот ничего тебе не купила, — призналась я, всхлипывая и вытирая слезы. — Так торопилась, что праздник совсем из головы вылетел.
Вложив мне в руки раковину, Джереми ласково улыбнулся и сказал:
— Мне нужно лишь одно — быть рядом с тобой.
Слова эти поразили меня в самое сердце. О таком счастье я даже мечтать не смела. Мне захотелось петь и смеяться от радости.
А тем временем за стеной пробудились наши соседи. Сначала я услышала радостный визг Шелли, а потом многозначительное поскрипывание матраса.
За завтраком прекрасная половина самой романтичной пары Соединенных Штатов была с ног до головы разодета в сердечки. Розовые сердечки в ушах. Розовое же платье, расшитое сердечками. Сердечки красовались даже на белых носках Шелли.
— Очаровательно, да? — проворковала она, поздоровавшись со мной. — Люк сам выбрал для меня этот наряд. Поразительный вкус для мужчины, да?
Вкус Люка и в самом деле поражал, но не в том смысле, который вкладывала в это слово его невеста. Однако я улыбнулась в ответ. Во-первых, оказавшись на Антигуа, можно позволить себе быть великодушной, во-вторых, преподнеси мне утром Джереми вместо ракушки розовые пляжные тапочки с сердечками, я бы их обязательно нацепила.
После завтрака я уселась писать домой открытки. Хотя после нашего приезда на остров не прошло и суток, впечатлений у меня уже было хоть отбавляй. Поглядывая в сторону моря, я то и дело протирала глаза, до сих пор не в силах поверить, что вода бывает настолько синей. Да что там открытка, я могла бы про местные красоты поэму сочинить!
«Милая Эмма! — написала я. — Жизнь прекрасна. Утром Джереми подарил мне потрясающую ракушку, которую нашел в море. Живу в настоящей сказке. Поцелуй за меня Пушистика».
Открытка, отправленная родителям, содержала стандартный набор банальностей. В конце я приписала: «Страшно жаль, что здесь нет вас». Мамочка разобиделась бы насмерть, не напиши я, как скучаю без нее. Я попыталась представить, как идет подготовка к празднованию дня рождения бабушки. Впрочем, я не долго ломала над этим голову.
Прилепив последнюю марку, я вдруг обнаружила, что у меня осталась еще одна открытка с маркой.
— Тебе есть кому домой открытку послать? — спросила я Джереми, который валялся на лоджии, прикрыв от солнца нос только что купленным детективным романом.
— Нет, — лениво ответил он. — Мне даже вспоминать про дом не хочется, не то что открытки отправлять.
Но мне было жалко открытку. Тем более что марку я успела облизать.
Сама не знаю, что на меня нашло, но вдруг я поняла, что должна отправить эту открытку Дэвиду. Но вовсе не для того, чтобы над ним поизмываться, поймите меня правильно. По крайней мере так я себе сказала. Просто я хотела объяснить ему, что зла на него не держу и согласна по возвращении с Антигуа рассмотреть вопрос о том, чтобы мы вновь стали друзьями. Если, конечно, он не станет меня обижать.
«Милый Дэвид! — написала я. — Шлю тебе привет со знойного Антигуа. В тени здесь восемьдесят градусов[14], пекло страшное! Одно спасение — коктейли, которыми тут без конца всех членов клуба пичкают. До скорой встречи. Твоя Эли». Поначалу я решила было поцелуев не присовокуплять, но затем все-таки парочку приписала. Чтобы не вредничать.
Отнесла открытки в вестибюль и передала портье. Потом с чувством добросовестно выполненного долга разоблачилась, оставшись в розовом бикини (в конечном итоге меня все-таки выручила Эмма), и с радостным визгом плюхнулась в бассейн. Плескалась я с таким усердием, что забрызгала детектив, прикрывавший нос Джереми.
— Эй, кто там резвится, как влюбленный дельфин? — окликнул меня Джереми.
А почему бы мне и не резвиться? Я и спросила Джереми, когда еще резвиться, если не сейчас? Кругом такая красотища, а в старой доброй Англии сыро и промозгло. Достаточно лишь пальцем щелкнуть, и тебе принесут тропический коктейль «Пина-колада» или «Куба-либра». Если здесь не резвиться, то отдыхать надо в спокойных и тихих местах. Вроде морга.
