Я резко замираю посреди комнаты. Не могу вот так, хочу попрощаться с ним. Обнять, поцеловать. Посмотреть в эти невероятные глаза, сказать, что буду ждать его, что люблю…
Я срываюсь с места и бегу к соседу. Женька — мой бывший одноклассник и некогда лучший друг, а ещё у него есть машина.
— Отвезешь в город? Это очень срочно! Заплачу, сколько скажешь! — говорю с порога, запыхавшись.
— Прямо сейчас? — смотрит на меня с удивлением, потирая заспанные глаза.
— Да. Очень надо, пожалуйста, — умоляюще смотрю на него и визжу от радости, когда он соглашается.
Я мчу обратно, одеваю спящего сына, беру с собой несколько вещей и сажусь в машину Жени. Максим убьёт меня, даже гадать не надо, но через минуту отойдёт. Не могу просто так отпустить его.
Я сгораю от нетерпения оказаться наконец-то дома. Дорога вдруг кажется бесконечно долгой, поэтому, когда впереди появляются огни города, на лице растягивается широкая улыбка.
Я рассчитываюсь с парнем, благодарю его и спешу зайти в дом. Чувствую, как дрожит все внутри от предвкушения встречи с Максимом. Немного страшно, но одновременно и радостно. Всего день порознь, а уже так соскучилась. Что же будет, когда он улетит на целых три месяца?!
Лифт, кажется, едет целую вечность. Створки открываются, и я спешу к двери с табличкой «двести семнадцать», которая когда-то решила мою судьбу, но, не дойдя несколько метров, останавливаюсь, потому что дверь в квартиру Максима открыта. Я тихо и медленно ступаю по светлому кафелю, заглядываю внутрь и прикрываю ладонью рот, чтобы не закричать. Я задыхаюсь, слёзы брызгают из глаз. Мне так больно, как никогда прежде. Посреди комнаты стоит Максим в обнимку с другой женщиной. Я без труда узнаю ее. Бывшая жена. В час ночи. У него. А ещё он настаивал на том, чтобы я оставалась у бабушки и не приезжала сегодня. Все сходится, верно?
Они так тесно прижимаются друг к другу. Дмитриев поглаживает ладонью ее спину, успокаивает, она же вцепилась пальцами в его плечи. Я делаю шаг назад. Ещё один и ещё.
Я не могу смотреть на это. Ощущение, словно сердце разрывает на куски.
Нет, нет, нет, этого просто не может быть. Это не мой Максим, не мой. Он не мог так просто передать меня. Нужно вернуться обратно и все выяснить, но мне так страшно, что просто нет сил. Я забегаю обратно в лифт. Одной рукой прижимаю к груди спящего сына, рукавом второй вытираю соленые слёзы, что застилают мне глаза. Спускаюсь на шестой этаж, открываю дверь съемной квартиры. Осторожно устраиваю Тимура в кроватке, а потом закрываюсь в ванной комнате и плачу. Долго и громко. До самого утра. До последней слезинки. Пока на смену боли не приходит равнодушие.
Глава 36
Максим
Иногда я ненавижу свою работу. Из-за нее я не попал на выпускной сестры, на юбилей матери, на крестины дочери лучшего друга. Из-за того, что я торчал в море так долго, я пропустил почти все рождественские праздники за последние годы, а сейчас, когда я только-только разобрался в своих желаниях, нашел женщину, с которой мне хорошо, которую не хочется отпускать, вновь приходится все бросать и уходить в море. Даже не попрощавшись толком.
Я разозлился, когда она ушла со своим бывшим. Выбрала его, а не меня. Решил послать все к черту, но потом понял одну важную вещь: Ирине нужно разобраться, сделать выбор. Потому что строить отношения с девушкой, которая мечется между двумя мужчинами, невозможно. И я не ошибся: блеск в ее глазах, смех, наши безумные ночи — в эти моменты были только мы и никаких других любовников в наших головах.
Я собираю чемодан и все подсчитываю, успею ли смотаться к ней, а потом обратно. Улетать вот так не хочется, за день и так соскучился до невозможности, хочется прижать к себе желанное тело, в последний раз насладиться своей женщиной, но, взвешивая все, понимаю, что это не самое лучшее решение. Самолет утром, а с моей удачей по дороге случиться может все что угодно — колесо спустить, двигатель заглохнуть, — а терять эту вакансию не хочется. Всего два месяца, и я снова буду рядом со своей девочкой.
Когда посреди ночи раздается звонок в дверь, я даже не гадаю, кто это. Вот же глупышка, не послушалась и непонятно как добралась до дома. Нашего дома. Потому что я не шутил, когда предложил ей переехать ко мне. Больше не хочу возвращаться в пустую квартиру. Наверное, я перерос неудавшийся брак, вдосталь наелся холостяцкой жизни и теперь готов к следующему шагу.
Я распахиваю дверь и чувствую разочарование. Света. Какого черта она здесь забыла? Кого-кого, а ее видеть я уж точно сегодня не рассчитывал.
Я не успеваю задать ей этот вопрос, потому что она набрасывается на меня прямо с порога. Крепко обхватывает за шею и громко рыдает. Я думаю, что это очередное шоу, попытка вернуть меня, поэтому пытаюсь отстранить ее от себя, чтобы дать пинка под зад, но Света ошарашивает меня новостями настолько, что я забываю даже об Ирине.
— Мама умерла, Максим.
Я замираю. Неверяще пялюсь на стену перед собой, потому что бывшая теща была для меня второй матерью. Я знал ее с первого дня появления в семье Дмитриевых, и у меня в голове просто не укладывается тот факт, что этой улыбчивой, доброй женщины не стало.
— Что случилось? — сглатываю подступивший в горлу ком.
— Инфаркт. Она была дома одна, я вернулась, а она лежит на полу. Скорая приехала, но было уже поздно. Она умерла по пути в больницу.
— Мне жаль, Света.
Я не умею говорить правильные вещи, подбирать слова, поэтому просто молчу, позволяя бывшей жене выплакаться и успокоиться. В какой-то момент мне кажется, что я чувствую на себе чей-то взгляд, но когда смотрю в сторону открытой двери, то никого не замечаю.
— Идем, сделаю тебе чаю. Я ухожу утром в рейс, поэтому не смогу присутствовать на похоронах, прости.
Я не могу выставить ее из квартиры, не сейчас, когда она разбита горем. Я запираю дверь и веду Свету в кухню. Она с трудом передвигает ногами, вся дрожит, икает из-за того, что слишком долго плакала. Жалость к ней проникает внутрь меня, но я напоминаю себе, что, когда я был болен, ей хватило наглости крутить роман у меня за спиной, а потом и вовсе уйти.
— А твоя не будет против, что я с тобой здесь чаи буду распивать?
— Она не дома. Уехала к родственникам.
Света бросает на меня взгляд, в котором читается: «Так я тебе и поверила», но объясняться с ней и доказывать что-либо не собираюсь.
Она уезжает под утро. Я вызываю ей такси, провожу прямо к машине. На прощанье она пытается поцеловать меня, совершенно не изменяя себе даже в такой чудовищной ситуации, но я резко отстраняюсь от неё и, не сказав ни слова, ухожу. Потом вызываю такси и себе. Выкатываю из квартиры два чемодана, оставляю ключи консьержу, предупредив, что девушка с ребёнком, которая жила здесь до этого, заберёт их, в последний раз смотрю на высотку, сажусь квартиру и с каким-то тяжелым чувством на душе еду в аэропорт.
По дороге набираю Иру. Хочется услышать ее голос до того, как самолёт взлетит, но ее телефон не отвечает. Я жду минут десять, барабаню пальцами по обшивке дверцы машины и вновь звоню.
Может, на беззвучном?
Я сдаю багаж, прохожу регистрацию, а Ирина все не берет трубку. Пишу сообщение и иду в зону ожидания. Набираю ещё несколько раз, тревога нарастает. Долбаное чувство внутри, что произошло что-то плохое, не покидает меня. Не расстаюсь с телефоном, даже когда поднимаюсь по трапу, и в последний раз жму на вызов перед самым взлетом несмотря на то, что всех давно попросили отключить телефоны.
Ира не отвечает. Что могло произойти за одну ночь? Я пытаюсь успокоить себя, объясняю это тем, что она могла проспать, например, что, когда самолёт сядет, на моем телефоне уже будет от неё сообщение. Хочется в это верить. Безумно. Но меня настигает разочарование. Через четыре часа от неё ни одного слова. А потом трансфер, знакомство с командой, проверяю машинный журнал и принимаю вахту. Судно уже загрузили, и не успеваю я до конца сообразить, что к чему, как мы отчаливаем от берега. Я достаю телефон, собираясь последний раз сегодня набрать Ирине, пока еще ловит связь, и громко рычу, потому что батарейка села.
