Если в один ряд поставить Эмира, Гарнера и Рифата, а после исключить из них одного менее похожего, то в этом ряду останутся стоять Эмир с Рифатом.
Никогда раньше не проводила параллель по поводу внешности между Эмиром и Рифатом, но я не могу закрыть глаза на тот факт, что в них есть что-то, что может их объединять: типаж, жёсткость во взгляде, некоторые черты лица.
Замечаю, как своим предположением я всерьез озадачила Эмира. Он впал в ступор. Этим поворотом событий я выбила его из привычной колеи.
— Ты ведешь к тому, что моя мать спала с двумя мужчинами сразу, а, забеременев, выбрала моим отцом меньшее из двух зол? — выдает он брезгливо, едва ли не плюется.
— Она могла просто не знать. Положилась на интуицию, а она взяла и обманула её.
— Черта с два! — рычит он как непримиримый зверь, резко принимая сидячее положение. — Меня в корне не устраивает такой расклад. Да, моя мать была слабачкой! Что-то сделало её уязвимой! Она стала сумасшедшей, но она просто не могла быть такой безнравственной. Не могла, черт возьми, унести эту тайну с собой в могилу!
Я сама приподнимаюсь на локте, сдавливаю его каменное лицо ладонями, а он всячески противится. Он на взводе. Я нехотя вскрыла гнойник, заражающий его кровь на протяжении долгих лет.
— Эмир, успокойся. Это ведь всего лишь глупые домыслы. Не нужно воспринимать их в штыки...
Услышав меня, он смыкает ослабевшие веки. Его голова грузно падает к груди. Эмир делает пару успокаивающих вдохов и приходит в норму.
Признаться честно, я недооценила Эмира. Я переживала, что ему не удастся так скоро поймать равновесие в этом окружении хаоса и полнейшей неразберихи. Я боялась, что он вновь примет решение сбежать от меня, оставшись наедине со своими проблемами, но нет. Он быстро учится на своих ошибках.
— Диана, я не слепой, — бесцветным голосом он произносит, вернув на меня взгляд. — Я сам вижу, что между мной и Гарнером огромная пропасть, но разве только внешние качества являются неопровержимым доказательством нашего родства? Самому тошно признавать, но я копия Каплана в молодости. Кровь Элмасов оказалась сильнее крови Гарнера. В этом и кроется вся разгадка, а вовсе не в том, что я принадлежу к роду Чалыков.
Хотелось бы верить...
То, что Эмир так вспылил — неспроста. Я могу понять его опасения. Он боится стать монстром, коими являются Чалыки.
Не потому, что в его венах течет их кровь. Всё дело в Мерьям. Если родство Эмира и Феррата каким-то образом подтвердится, Эмир с Мерьям автоматически станут кровными родственниками.
Только этого нам не хватало...
Сколько же ещё скелетов хранится в шкафах семейства Чалыков? По всей видимости, их там великое множество. Настолько много, что все они ломятся от их количества.
Но если когда-нибудь мы подберемся к разгадке эта лавина мощным потоком хлынет прямиком на нас. Она снесет нас с Эмиром, поскольку интуиция подсказывает мне, что Чалыков и Элмасов связывает нечто большее. Всё намного серьезней, нежели чем представлялось ещё вчера. Это и пугает меня больше всего.
Я надеялась, что, оказавшись в другой стране, за тысячи километров от прошлого, оно не найдёт нас, не побеспокоит больше, но прошлое не готово так просто отпустить нас. Оно ещё покажет нам всем свои острые коготки и ядовитые зубы.
27. У каждой сказки есть конец
Напрасно всё-таки я переживала тогда. С нашего последнего разговора, где упоминалась фамилия Чалык, прошло порядка четырех месяцев, а прошлое с тех пор и не думало заявлять о себе. Эмир отпустил эту ситуацию, с головой окунувшись в семью и в работу. Он больше никогда не возвращался к теме, касающейся этого проклятого семейства. По крайней мере, при мне. Не могу быть точно уверенной, что он вовсе перестал думать о Рифате и о таинственном отношении Феррата к его матери, но за всё это время он не дал мне ни единого повода усомниться в его твердой решительности жить настоящим во благо нашего общего будущего.
Марк стал уже совсем большим мальчуганом. Он растет очень крепким и непривычно спокойным ребёнком. Что касается Гарнера и Кармен, то здесь я также зря переживала: с ними у меня сложились прекраснейшие отношения. Шахзод с Анастасией поселились в центре Барселоны сразу же как только вернулись с медового месяца. Сейчас они частенько навещают нас, поскольку Ана стала крестной. Кстати, они ждут девочку. Вскоре у Марка появится прелестная подружка. Жду не дождусь, когда Ана родит.
Всё вроде бы шло по прямой. Наша жизнь была похожа на сказку, на мечту, на долгоиграющий сон. Она была наполнена исключительно радостными и счастливыми событиями, но во всех сказках без исключения рано или поздно случается переломный момент.
Вчера кое-что произошло. То, что вызывает у меня недоброе предчувствие и опасения. То, от чего все прожилки трясутся. Все мы знали, что когда-нибудь это произойдёт, но никто из нас и представить не мог, что это каким-то образом нас коснется.
Дело в том, что вчера на почту Эмира пришло сообщение от некоего Мустафы Олмана. В этом письме говорилось, что господин Каплан скончался, так и не поборов тяжелейшую болезнь, в следствии чего Эмиру теперь необходимо срочно явиться в Стамбул, чтобы уладить некоторые юридические моменты. Уж не знаю, к чему вся эта срочность, но данная ситуация меня очень настораживает.
— Эмир, а вдруг письмо — ловушка? — схватившись за голову, я ношусь из угла в угол его кабинета и нервно жую губу. — Ты не думал, что это ловушка? Точно! Они бросили наживу, чтобы выманить тебя на их территорию, а ты ведешься! Не нужно ехать, умоляю тебя!
Взгляд Эмира медленно тянется с экрана ноутбука на меня. Он удивлен, что в кое-то веки я посмела прикрикнуть на него.
Так сам напросился.
Не сводя с меня глаз, он закрывает крышку ноутбука, приподнимается со своего кресла, делает выпад и ловит меня за руку. Он легонько дёргает на себя, и меня притягивает к нему, как никель к магниту.
Но я ведь не железная. Если он будет и дальше продолжать вести себя как ни в чем не бывало, у меня окончательно сдадут нервы.
— Ангел мой, — пытается он прикоснуться к моему лицу, лаской затмить мой разум, как проделывал это уже не раз, но я отвожу голову назад. Его непоколебимое спокойствие, ранее вселяющее в меня уверенность, больше не срабатывает мне мне, — Мы ведь всё уже обсудили... Примерно час назад.
Что? Час назад мы занимались любовью.
— И это ты называешь обсуждением? По-моему, ты просто нашел действенный метод заткнуть меня. Ты же нагло воспользовался моим чрезмерно возбужденным состоянием, — стиснув зубы от гнева, я хватаю его за горловину домашней футболки, встаю на цыпочки. — Эмир, послушай меня...
Эмир закатывает глаза и громко цыкает языком. Обхватив мою талию, он ведет меня спиной вперед к диванчику, ладонями надавливает на мои плечи, под их тяжестью я плюхаюсь на скрипучую кожаную обивку.
— Нет, это ты меня послушай, — он присаживается на корточки у моих ног и пристально смотрит на меня, гипнотизирует своим взглядом, точно зная, что я затеряюсь в нём. — Неужели ты думаешь, что я настолько опрометчив, что могу пренебречь мерами предосторожности?
Не хочу ничего слышать. Зажмуриваюсь и трясу головой в протесте.
— Эмир, откуда они узнали твою почту? Мы ведь понятия не имеем, кто на самом деле написал тебе это письмо! Это может быть кто угодно! Да тот же Рифат, будь он проклят!
— Мою почту знала только София. Она и передала её Мустафе, — реагирую на произнесенное им имя, как на звук наждачной бумаги проведенной по стеклу. — Ты понапрасну нервничаешь. Я всё проверил ещё вчера. Сегодня проснулся и перепроверил ещё на раз.
— И?
— Вчера мне направили лицензию, в которой говорится, что Мустафа Олман является высококвалифицированным юристом. Я пробил его номер. Лицензия — подлинник. И этот человек действительно последние пять лет вёл дела Каплана. Об этом мне сегодня сообщили люди из агентства, — почесывая подбородок, Эмир испускает ироничный смешок. — Мне даже выслали копию письма, написанного рукой Каплана, в котором говорится о составленном им завещании, а между делом руководитель агентства укорил меня за то, что на их многолетней практике — это первый случай, когда к свалившемуся богатству подходят с такой осмотрительностью.
