листочки и пошли.
Мелкая подбегает ко мне, обхватывая ноги руками и задирает голову вверх:
- Ну и? Долго тебя еще ждать? – Маленький нахалёнок трясет букетом осенних листиков, и с упреком поглядывает на меня, а в глазах пляшут черти.
- МЕНЯ ждать? Надежда, с огнем играешь… - Помотал головой, и попытался подхватить дочь на руки, но эта егоза громко визгнула и укатила в закат, как говорится.
- Догоняй, пап, мама же ждет уже…
Ускоряю шаг, замечая вдалеке ласковый взгляд жены.
- Привет, мамочка.
- Привет, родная… - Дрогнувший голос затихает на последнем звуке, и я перевожу дыхание, опуская глаза на, до сих пор, любимое лицо.
Лера улыбается мне с холодного мраморного надгробия. Её глаза, словно живые, с блеском, со смешинками, и с какой стороны могилы не стань – везде она смотрит четко на тебя.
У художницы, рисовавшей её портрет на камне, поистине золотые руки…
Надя бережно укладывает свой букет ровно посередине, и проводит ладошкой по контурам каменной скулы своей матери.
Каждый раз мне больно смотреть на собственную дочь, и знай я тогда, чем бы все закончилось, я бы ни за что не затормозил, от брошенного дерзкой девчонкой камня в мое стекло.
Но… К сожалению, у неба есть силы, что бы не отпускать… А исправить я уже ничего не в силах…
- Пап? Ну, папа!!! – Малышка дергает меня за пальто, тем самым выводя из воспоминаний.
- Да, милая…
- А мама меня видела?
Глажу дочь по шелковым волосам, и опускаюсь на корточки:
- Видела… - Протягиваю разблокированный мобильный телефон, и доча тут же засовывает свой носик в экран. – Она провела с тобой почти сутки…
Опускаю глаза на свою руку и всматриваюсь в фотографию, на которой, измотанная, но счастливая Лерка, держит на руках нашу малышку.
- Так мало… - Расстроенным голоском произносит дочка.
- Знаю, моя хорошая… очень мало…
Сжимаю челюсти посильнее, сдерживая предательскую влагу.
Сутки… Почти сутки…
Вот, что было у вас… всего каких-то 22 часа, а потом…
Если есть на свете большая несправедливость, чем эта – покажите мне…
Она столько пережила, её тело столько вынесло, а конец всему положил оторвавшийся тромб, образовавшийся в ходе операции.
Вот так… несколько секунд, затрудненное дыхание, и всё…
Мы были в больнице! В месте, которое дает надежду каждому на спасение, а банально можно просто не успеть.
Тромб попал в легкие, и даже полуторачасовая реанимация не смогла все исправить…
В одну секунду новорожденная дочь осталась без мамы, а я без жены…
Тряхнул головой, прогоняя болезненные воспоминания, и только сейчас заметил, как Надя притихла, поглядывая на меня грустным взглядом.
- Пошли домой?
- Пошли… Только… - Малышка замешкалась, а я уже и так догадался, что она сейчас попросит…
- Хочешь посмотреть?
Дочка закивала, расплываясь в улыбке, а я набрал побольше кислорода, приготовившись к нелегкому испытанию…
- Хорошо, но сначала заедем кое-куда…
4 года назад
Андрей
Открываю дверь ногой, перекладывая спящую дочь на другую руку.
Медленно поднимаюсь на второй этаж, прохожу через всю комнату, и укладываю малышку в её кроватку.
Сегодня нас выписали.
Я никому ничего не сказал, и мне еще предстоит нелегкий разговор и с тещей, и с Сашкой.
Знаю, что женщины обидятся, но прошло всего несколько дней, и вряд ли они готовы увидеть Надю, не отойдя еще от новости о её маме.
Дочка посапывает, а я впервые осматриваю детскую совсем другими глазами.
Всё выглядит иначе, всё не на тех местах, на которых было раньше…
Подхожу к столу и замечаю на нем конверт со своим именем.
Знакомый почерк резанул по кровоточащей ране, но собрав себя по частям, достаю письмо и вчитываюсь в буквы…
« Привет, родной…
Если письмо у тебя, значит, всё закончилось не лучшим образом. Прости, что не сказала… То, что я видела в твоих глазах каждый раз, когда ты смотрел на нас… мне не хотелось отнимать это у тебя… Ты искрился абсолютным счастьем, и мне было бы в разы больнее, знай обо всем еще и ты…
Ты наверно сейчас злишься на меня, но… я ни о чем не жалею, Андрей.
Нет ошибки, которую любовь не может совершить, но даже знай я, чем всё закончится – я бы не хотела прожить наше время иначе.
У нас так много отняли, и я не могла позволить забрать еще одного ребенка. Наша малышка имела право на жизнь… И я хочу, что бы она у нее была самой счастливой. Сделай её такой, пожалуйста…
В комнате я разложила всё так, что бы тебе было удобно. Знаю, что будет сложно, но ты справишься, слышишь? Обязательно справишься…
В шкафу я кое-что оставила для дочери… покажи, когда подрастет. Я хочу, что бы она знала свою маму, даже если меня нет рядом.
А ты… Я хочу, что бы ты был счастлив, Андрей…
Ничего уже не исправить, и я не вернусь, но у вас с дочерью впереди целая жизнь… Не ставь на ней крест из-за меня, а постарайся прожить её за нас двоих…
Живи… радуйся каждому мгновению, и … люби… Я заплатила слишком высокую цену, и прошу тебя оправдать её.
Выбери для нашей дочери самую лучшую женщину, и сделай так, что бы она ни единого дня не чувствовала себя рядом с вами чужой.
Я люблю тебя, и этого не изменит даже моя смерть, но ты… люби воспоминания обо мне, но продолжай жить…
Хотя бы попробуй, ради меня и ради неё… Назови её Надеждой, и пусть она станет таковой для тебя…
Спасибо тебе за то, как я прожила последние свои годы. Невозможно представить их более счастливыми. Каждый свой прожитый миг рядом с тобой, каждый твой взгляд, поступок, и каждое слово были для меня надеждой после пережитой боли…
Ты подарил надежду мне, а я тебе…
Люблю тебя на этом свете и на том… Твоя Лера.»
Впервые в своей жизни я умывал лицо слезами, и мне не было за это стыдно.
Три дня назад я лишился половины себя. Тело, будто, разделили, бесчеловечно откромсав огромную часть. Оторвав по живому, вырвали сердце, располовинили душу, отобрали смысл и ни за одну слезу мне сейчас не стыдно.
Откладываю письмо и открываю шкаф.
На средней полке стоит красивая нежно-сиреневая коробка.
Возвращаюсь к кроватке, присев в удобное кресло, в котором теперь
