его поцелуям… В чем-то Вика была права, но хочется не просто секса, хочется тепла.
– Ты не представляешь, сколько раз я мечтал об этом моменте.
Стас сел между её ног, поглаживая бёдра и задирая сорочку.
– Наверное, в мечтах, я была худее, – решилась пошутить Катя.
– Знаешь…– голос Стаса чуть дрогнул, – я не ожидал увидеть тебя беременной, но когда увидел, понял, что это то, чего я всегда хотел.
Кате стало смешно и грустно одновременно. Хотел?
– А я думала ты сбежал.
Стас изогнул брови, и скривил губы.
– Если бы захотел сбежать, прихватил бы тебя с собой.
– Твой отец говорил, что сделает всё, чтобы ты сюда не вернулся.
Стас нахмурился, придвинулся к ней вплотную, чтобы ощущать кожей к коже.
– Он и сделал. Я первые месяца два не мог понять, где нахожусь, не пошевелиться нормально, не поговорить с кем-то. Телефоны запрещены. Только он приходил, а медперсонал как оказалось не понимал моих слов и общался только по средствам мониторинга моего состояния.
Потом до меня дошло, что я вообще не в своей стране нахожусь, когда начал более-менее ходить. И тут грянул этот карантин. У меня все тесты положительные, заперли чуть ли не в одиночку. Я там на стену лез. А отец приходил лишь сухо проверить живой я ещё или нет.
– Он беспокоится о тебе.
Катя прикусила губу, даже ей это, казалось, не беспокойством, а контролем.
– Уверен, – процедил Стас, – только мера у него своеобразная. У него ещё была что-то типа психологической чистки, когда приходил, снимал свою маску и скафандр и говорил, мол вот я не боюсь умереть с тобой.
– И как он отпустил тебя?
Стас криво улыбнулся.
– Я попросил привести мои инструменты, после того как несколько тестов не подтвердили инфекцию. Для реабилитации меня перевели в другую больницу. Где всё так же сохранялся жесткий карантин и новые тесты, тесты. В этом безумии я и сам начал ощущать себя психопатом. А потом доставили её…
Стас прикоснулся к её щеке, ласково провёл вдоль скулы, по линии подбородка.
– Я смотрел на её лицо и понимал, что вернусь к тебе…– он склонился к её животу, запечатлев сентиментальный поцелуй, – к вам.
Катя поежилась.
– И когда папаша увидел заваленную палату твоими портретами, пожалуй, он действительно решил, что его сын больной… к тому же его шлюха, наконец-то, забеременела. Теперь у него будет новая игрушка.
Катя взъерошила его волосы прижимая голову к груди. Все они больные, своими чувствами, но Катя уже устала от этого. Ей хотелось спокойствия, и чтобы Стас был рядом.
– Я люблю тебя.
Она сказал ему это впервые. Стас отстранился, посмотрел на неё, как будто ушам своим не верил. А потом обнял ладонями её лицо, поцеловал нетерпеливо, от чего дыхание сбивалось. Губы горели огнём и завтра точно будут как пельмени.
Катя вновь впитывала запах Стаса своей кожей, своим сердцем. Они всегда были в одном шаге от своих чувств, от любви… И с самого начала, нужно было нырять с головой и не думать, потому что что-то в жизни бывает неизбежно, а они со Стасом именно такие, как две разрозненные половины, где законченным и целым ощущаешь себя только вместе.
Их настоящие испытания только начинались, но Катя была уверена, что в старости будет держать его руку, и целовать его губы. Как и сейчас.
Конец
