может приготовить только один человек на этом свете — сама Кэтрин Брукс. Чин-чин!
— Чин-чин! Кэтрин, за тебя!
— За тебя, Кэти! — послышалось со всех сторон, сопровождаемое звоном стекла.
— За Кэти и ее офигенскую жранину!
— Кэти, мы опять все снимали. Все ждали, когда ты заставишь Дизеля снова резать лук, уж больно в кайф смотреть на его зареванную рожу, — сообщил Фино.
— Ты его пожалела нынче? Вот зачем? — подключился Ноа. — Ему ж так идут сопли со слезами в три ручья.
— Пожалела? — фыркнул Дизель, добираясь в своих тисканьях до моей задницы, насколько это было сейчас возможно. — Она меня? Думаете, тереть этот чертов корешок было проще?
— А! Так ты поэтому отворачивался? Ноа, дебил! — Фино треснул брата в плечо, — Я же говорил, в том углу тоже надо ставить камеру! Мы все пропустили! А все ты, лошара ленивый!
— Кстати, да. Приправа из корня хрена — это что-то запредельное, — поддержала тему Мари. — С тебя рецепт, Кэти!
— Между прочим, от моего легкого насморка и следа не осталось.
— Кэти, сеструх, признавайся, ты родилась не в Техасе, а в Салеме [6]! — подмигнул мне Рауль, тут же схлопотав демонстрацию тяжелого кулака Ронана.
— Рожу утри салфеткой, а то больно взгляд сальный, говнюк! — рыкнул он, тут же поцеловав меня в шею.
— А ты сильно не увлекайся, по лестнице идти будет пипец как неудобно, — со смехом парировал брат.
Я впитывала прикосновения Ронана, слушала дружескую перепалку за столом, одновременно наслаждаясь ею и стараясь не зареветь. Потому что это был мой прощальный подарок всем этим классным ребятам. В конце концов, могу же позволить себе оставить им хотя бы вот такую память о Кэтрин Брукс, промелькнувшей в их жизни? А мой прощальный подарок самой себе вот-вот случится. Чуток позже, после того, как все разбредутся, а я загружу посуду в посудомоечную машину и наведу порядок в кухне-столовой.
Черт, жаль будет, конечно, расставаться со всеми этими кухонными приборами, которые я с такой любовью подбирала для себя. Но тут мне остается лишь надеяться на порядочность Мари, которая, будучи сама неплохой хозяйкой, войдет в мое положение и через какое-то время отправит контейнер с моими вещами на указанный адрес. Когда он у меня появится.
— Котенок, а что там с моим десертом? — Горячий шепот буквально обжег ухо. — Еда фантастическая. Но без нее я бы перебился. А без любимого сладкого вот-вот сдохну, ей-богу. Или лопну. В конкретном месте.
— Слышь, сладкоежка, а кухню кто убирать будет? — Я облизнула его взглядом, задержавшись на секунду на «конкретном» месте, которое реально было способно разорвать даже сложенную в несколько слоев джинсовую ткань на ширинке.
— Ни фига! Мы готовили, мы и убираем? А они просто пожрали и пойдут наглаживать сытые брюхи? Что за несправедливость? Эй, лохматые, сегодня дежурите на кухне. И это… всем хорошего вечера, сладких снов и все такое, а нам пора.
Я сопротивляться не стала, ведь и сама уже не то что тлела в ожидании, а поджаривалась, и позволила ему вытащить меня из-за стола под одобрительный ропот и шуточки братьев и очередную восхваляюще-прощальную оду Ронни моему кулинарному искусству.
Ронан почти бегом проволок меня по лестнице, и только мы скрылись из виду у всех, мигом прижал к стене. Обхватил щеки, подставляя мой рот под атаку своего, и втянул в неистовый, глубокий поцелуй, мыча и порыкивая зверски от жадности, передавая ее и мне. Приник всем своим сильным телом, потираясь так, будто по нему прокатывалась волна за волной, по сути, уже сразу имея меня тут без проникновения.
— К тебе или ко мне? — прохрипел, оторвавшись, и, чуть присев, подхватил, вынуждая обхватить бедрами и обвить руками шею. На треск моей юбки плевать было обоим.
Я чуть замешкалась с ответом, хватая воздух, и он рванул вперед, не дожидаясь и проворчав, можно было подумать, что гневно, если бы не знала, что за сила толкает его нетерпеливую задницу на самом деле.
— Сам решил. К нам.
Если когда-то пожелаете воочию узреть гребаное живое воплощение стоического терпения, взгляните на меня. Потому как я сегодня оно самое и есть. Э-э-эм… был. Мало того, что меня с самого момента пробуждения не слабо так покусывало в самое причинное место, оно же мозг, то и дело всплывавшими жаркими картинками с нашей прошлой ночи. Там, у офиса Кэти, я всерьез уже выбирал между перспективой поехать к внезапно обретенному деду и забить на все и уболтать мою голубоглазку забуриться в какой-нибудь отель поблизости на сутки как минимум и вытрахать все так расшатавшее меня околородственное эмоциональное безобразие. Заодно закрепить свои права на нее и внести полную ясность между нами. И после общения с Адамом, когда меня моментами аж придушивало бешеными чувствами, это желание только усилилось.
Совместное приготовление ужина на нашу банду вовсе довело уже почти до края. А все из-за внезапного открытия… ну или озарения, хер знает, как оно там зовется.
Я. Вдруг. Понимаю. Наших. Женатиков.
Охереть, да? Но так и есть.
Ладно, оно не совсем уж вдруг. Походу, все к тому и шло сначала, и я это принял уже некоторое время назад. Вот эту вот странную штуку, когда смотришь на женщину, и за ней тебе не мерещится смутный образ следующей. Той, кто займет ее место, когда у меня отгорит. Хотя нет. Не горело ведь и правда до Кэти. Чесалось — вот правильное слово. Так вот, с ней у меня такого нет. В смысле зудит на нее омотореть как. Но тут про другое. Даже если нарочно пытаться пристально пялиться в перспективу. Вместо образа возможной новой романтичной чесалки вставал монументальнейший такой вопросище: «А на хера?» Если смотришь — и чуешь: все есть. У тебя. Вот оно. И это даже не в постели. Это она ходит рядом. Колдует на кухне. Заставляет зависать от своих улыбок. Говорит о чем-то. Пох, о чем и с кем. Голос. Чуть провечивающие сквозь кожу венки на творящих вкуснющее волшебство кистях. Манера щуриться и поглядывать дразняще искоса. Она. Все.
Короче, не было ни одного шанса, что я вытерплю эти чертовы посиделки до конца. Я весь последний час и понимал, что вокруг говорят, с трудом. Что тот пес, вертел башкой туда, откуда ее имя звучало, и так и подмывало зубы показать. Прижало адски — это даже близко не правильное выражение. Потому что мне не спермой на этот раз мозги подперло. Скорее уж жадностью какой-то. Чтобы вся она
