И ей нравится, пальцы на секунду дергаются, а потом краем глаза вижу, как на ее лице появляется легкая, смущенная, слегка удивленная улыбка, которую она тут же пытается спрятать. Я кайфую от ее эмоций. — Ты безумно красивая, но не пользуешься своей внешностью. Ты интересная и яркая, но не пытаешься нравится всем вокруг. Искренняя в своих эмоциях — если злишься, то до крика, если радуешься, то до счастливого визга. А еще я знаю, что если пустишь меня в свое сердечко, то места там больше никому, кроме меня, не будет.
Оставшуюся часть пути мы молчим. Юля склонив голову набок рассматривает меня, не сводя глаз. Хмурится, вздыхает, приоткрывала рот и пробегая по губам кончиком языка, прикусывает нижнюю губу, а я сжимаю оплетку руля до хруста и призывая всю свою выдержку, чтобы не остановиться и не залюбить ее здесь и сейчас.
Нельзя так смотреть на мужчину, особенно когда он за рулем. До конца пути я выдержу, но ей придется за это поплатиться.
Сорвать одежду и взять ее быстро до громких стонов, всхлипов, вскриков… Может быть, через несколько лет, когда мы будем ехать к отцу за нашими детьми, я остановлю машину где-нибудь по-дороге, в лесочке, и осуществлю эту задумку и точно знаю, Юля будет совсем не против.
Сегодня же все делаю тягуче-медленно. Расстегивая молнию на платье, глажу бархатную кожу вдоль позвоночника и смотрю, как разбегаются табуны мурашек по ее великолепному телу. Глажу шею и плечи, оставляя россыпь мелких поцелуев, одними губами прихватываю трепещущую артерию, ловя Юлин первый стон.
Сегодня я изучаю ее сантиметр за сантиметром. Нахмуренный носик, скулы, приоткрытые припухшие губы, снова шея и грудь. Юля прогибается в спине, подставляя бледно розовые соски под мой алчно жаждущий рот. Накрываю упругие холмики руками и сжимаю их вместе. Обвожу по кругу ареолы сосков и снова тянусь к искусаным губам.
— Моя сладкая девочка…
Юля плавится в моих руках, извивается. Ее тело натянуто, как струна и дрожит, словно в лихорадке. Прогибается, стонет, цепляясь за плечи. Сажусь между ее разведенных ног, раздвигаю влажные складочки, выписывая круги вокруг сочащегося клитора.
— Саша… пожалуйста.
Изгибается, подаваясь бедрами вперед и сладко надрывно стонет, когда я погружаюсь в нее. С этого момента мы оба больше не принадлежим себе.
Юля.
— Я знаю, что ты не спишь, — уже знакомые губы прихватывает мочку уха, а горячая мужская рука скользит по моему бедру.
А я… я сильнее втягиваю голову в плечи, надеясь, что так стану незаметнее.
Я переспала со своим начальником. Хотя сейчас даже язык не поворачивается его назвать шефом или боссом. Он же Саша, просто Саша… Мой Саша?!
После всего случившегося, если все хорошо обдумать, включить логику и выстроить причинно-следственные, то… аааа… какая тут может быть логика и причинно-следственные? Кто-то от нервов грызет ногти, кто-то заламывает руки или кусает губы, а у меня в голове происходит взрыв и мозг начинает работать в авральном режиме, выдавая какой-то бред, который заставляет кипеть.
Хочется накрыться одеялом с головой, но тогда Саша точно поймет, что я не сплю. (По тому, как я вжала голову в плечи и зажмурилась, ну вот совсем не понятно, что я не сплю, ага).
Чувствую легкое шевеление пледа, под которым лежу и тут же обжигающе жаркий поцелуй между лопаток, прикосновение колючего от утренней щетины подбородка — будто трется об меня.
Не будто, а так и есть. Поцелуй. Поглаживание носом, подбородком и снова поцелуй. Руки уже путешествуют по всему телу, выписывая узоры на животе, груди, бедрах.
Не смотря на то, что и я и Саша, лежащий у меня за спиной, абсолютно голые, в его действиях нет ничего пошлого или соблазняющего, он просто будто не может не прикасаться, будто для него жизненно важно чувствовать меня в своих руках и он все для этого делает — гладит, сжимает, притягивает ближе, целует. А я плавлюсь и таю, еще никто и никогда не относился ко мне с такой нежностью и трепетом. Еще никто и никогда не давал мне столько.
Еще несколько таких поцелуев и прикосновений, и смущение… нет, не испаряется, просто отходит на второй план, уступая место другому — желанию дарить такую же нежность в ответ. Словно зуд — когда не можешь совладать с собой, хочешь сделать ЕМУ так же хорошо, как и мне сейчас. Чтобы чувствовал тоже, что и я, чтобы так же плавился и таял.
Получать нежность безумно приятно, но самой дарить эту нежность, это что-то из разряда космического, нереального блаженства.
Когда нежно пробегаешь пальцами по подбородку, ощущая покалыванья щетины, лохматишь волосы, запуская в них руки, вырисовываешь на его теле рельефы мышц, легко, почти невесомо прикасаясь губами к его губам, подбородку, целуешь мужскую шею, ключицы, грудь и жмешься ближе к сильному телу.
Главное не заиграться. Не перейти ту тонкую грань между нежностью и страстью — так легко одна переливается в другую и обратно. Я перехожу. Просто вскидываю глаза и вижу, как Саша запрокидывает голову и прикрывает веки, пряча расширенные зрачки, просто чувствую, как его грудная клетка чаще вздымается, помогая проталкивать кислород, через плотно сжатые зубы, просто ощущаю его руки запутавшиеся в моих волосах и его возбуждение, недвусмысленно упирающееся в меня где-то под грудью.
Я перехожу грань от простой нежности и Саша не может остаться безучастным.
— Юля, что же ты со мной делаешь, моя девочка…
Я замираю и канаты, удерживающие сердце в груди, обрываются, потому что на самом кончике языка путается и только каким-то неведомым образом не срывается простое, но сносящее подобно урагану “просто люблю…”
А Саша… как я хочу, чтобы он это почувствовал и понял без слов, потому что я в ближайшее время вряд ли решусь произнести это вслух.
Он воспринимает мою заминку по своему — подхватывает и утаскивает к себе наверх, захватывая мои губы в плен самого разрывающего поцелуя. Томление и тепло в груди. Будто конец света и новое сотворение мира, рождение сверхновой.
И я просто оплетаю его, вжимаясь, кажется на физическом уровне пытаясь просочится в него, стать его частью, неотделимой.
“Ну услышь же… чувствуешь, как люблю?”
И жмусь теснее… Обхватывая его лицо руками и целую. Глаза в глаза — смотри!
“Видишь? Ты сделал это. Ты вклинился, в плелся. Ты появился, когда я была разочарована и озлоблена, когда мозги плавились от гнева, боли и обиды, ты пришел, как исцеление. Пробил брешь в стене,
