он знакомо морщится, у него снова болит зуб, и этот зуб — я. — Фото, видео, свидетели ваших нежностей в нашем дворе… Вы же даже не пытались скрываться.
— Да нет же! — я чувствую, как изнутри подступают слезы, но держусь. Александр — не тот мужчина, которого могут разжалобить женские слезы. — Это было один раз, и я даже не собиралась…
— Давай обойдемся без подробностей, — морщится Александр. — Мне достаточно. Я даже могу тебя понять. За тебя соревнуются два привлекательных успешных мужчины — от такого запросто может закружиться голова. Сначала ты говоришь, какая ты некрасивая и не популярная, а потом с легкостью вертишь сразу двумя. Или больше?
— Саша! — хлопаю ладонями по столу и сама пугаюсь резкого, словно выстрел, звука. — У меня не было ничего с твоим братом. Он попытался меня поцеловать, но я этого не хотела!
Но он словно не слышит.
Сидит напротив, сверлит меня безжалостным взглядом светлых глаз и вообще не воспринимает мои слова. Они проходят насквозь.
Я говорю — он не слышит.
Я молчу — он сидит напротив и смотрит так, словно все уже решил, и с места его не сдвинуть.
— Жалко Дину, — говорит Александр. — Когда я сказал, что в Москве тебя не будет, она проплакала три часа подряд. Сам виноват — рано обрадовал, что нашел ей маму.
— Надо было сначала спросить меня! Просто спросить! — взрываюсь я.
— Надо, — кивает Александр. — Но откуда мне было знать, что я все неправильно понял? Неудивительно, что тебя не обрадовал статус моей невесты. Пришлось бы выбирать? Или ты уже выбрала — не меня?
— Не из-за этого! — я отчаянно пытаюсь достучаться до него. — А потому, что… Потому что…
Мой голос ломается и я замолкаю, чтобы не расплакаться.
Потому что мне так стыдно это произнести.
Что мне хотелось, чтобы кто-то любил меня. Именно меня. А не то, что я могу стать Дине хорошей мачехой. Мне хотелось, чтобы за все годы равнодушия ко мне мужчин он, именно он, такой как есть — сильный, властный, красивый, щедрый, нежный! — додал мне тепла и любви.
Не за Дину. За меня саму!
— Да я даже не думала про твоего чертового братца, пока он целоваться не полез!
— Я говорил, что ты ему нравишься, говорил с самой первой встречи.
Как я и думала: стоит мне сорваться в эмоции — и он становится ледяным истуканом.
Александр из тех мужчин, что не любят женских слез, потому что думают, что мужчины с Марса, а женщины с Венеры. И мы там, на Венере, какие-то совсем другие люди, не такие, как они. И что делать с грустным инопланетянином? Вдруг ты его обнимешь, пожалеешь — а он достанет бластер и выстрелит тебе прямо в сердце?
— В общем, в следующий понедельник нас уже тут не будет.
— Ты вообще не хочешь меня слышать? Я тебе говорю — у меня нет и не было ничего с Робертом!
— Роберт ни при чем.
— Тогда…
— Ваш поцелуй только делает ситуацию более понятной. Если сейчас поверить тебе, то я снова не понимаю твоего отказа. Вот и вся разница.
— Не понимаешь? Я должна была обрадоваться? Тому, что ты нашел такую удобную няню для Дины, которая еще и как любовница тебя устраивает, поэтому ты решил на ней жениться?
— Что с этим не так, Лара?
Его ладони спокойно лежат на столе. Вот они — в руке не зажато ни меча, ни ножа. Мирные переговоры. Очень деловые. Вот и мне надо собраться и снова стать деловой.
— Я могу поговорить с Диной?
— Нет.
— Почему?!
— Я посоветовался с психологом, она тоже считает, что слезы и долгие прощания на пользу моей дочери не пойдут.
— Получается, я просто исчезну из ее жизни?
— Я ей все объяснил.
— ЧТО ты ей объяснил?! — выдыхаю я, в последний момент вспоминая, что кричать нельзя.
— Что ты была ее няней, а няня — это просто работа такая. Теперь тебе нужно заниматься другой работой.
Не верю своим ушам.
Просто сижу, оглушенная этой новостью.
— Так и сказал? Что она для меня — всего лишь работа?
Прикладываю ледяные ладони к пылающим щекам. Становится чуть легче. Плакать больше не хочется, но и оправдываться тоже.
— Это ведь правда, — говорит Александр спокойно и с нотками усталости в голосе. — Если бы ты хотела стать для нее кем-то большим, чем няня, ты бы так не отреагировала на мое предложение. Ты сама отказалась от моей дочери.
— Нет!
— Только от меня? — уточняет он, и уголок губ кривится в попытке улыбки. — Что бы ты делала после окончания контракта?
— Не знаю!
— Ушла бы на свою драгоценную работу и забыла о нас? Так в чем сейчас разница?
— Я бы никогда не забыла про Дину.
— Рано или поздно мы все равно вернулись бы в Москву, у меня там гораздо больше завязок. Ты бы ездила к ней каждые выходные? А потом через раз? Но в конце концов, у тебя появилась бы своя жизнь.
— Как это делал ты? Судишь меня по себе? — не выдерживаю я.
— Нет, наблюдаю, как забавно повторяется история, — с горечью говорит он. — В одном, в другом.
Мне все время кажется, что мы ходим вокруг огромного слона в комнате, протискиваемся мимо него, ныряем под брюхо, отмахиваемся от хобота, но упорно делаем вид, что его тут нет.
Как будто можно сказать что-то по-настоящему важное, и наше недопонимание разрешится само собой. Почему-то именно это важное ни один из нас не говорит.
Но что?
— Есть одна вещь, которую я умею делать в бизнесе лучше всех, — говорит Александр после долгого молчания. — Не инвестировать, не находить новые ниши и продукты. Я лучше всех умею видеть, когда актив становится убыточным. Другие думают, что снижение прибыли временное, что еще можно все исправить и тратят силы и деньги впустую. А я сразу отрезаю и еще ни разу не ошибся. Просто щелкает что-то в голове — и понятно, что будущего тут уже нет.
Вот сейчас я бы не отказалась порыдать.
Чтобы выплеснуть всю невыносимую тяжесть, которая сковала меня от его слов.
Мои внутренности напоминают мне раствор в бетономешалке.
Сначала их долго крутили и встряхивали, а теперь мотор выключился, и я чувствую, как начинает застывать тяжелая серая масса, навечно превращаясь в камень.
— Хорошо, что мы разобрались со всем сейчас, — говорю я, глядя на свои руки, лежащие на столе, и удивляясь, почему они до сих пор розовые. Они должны быть белыми
