– С какими? – перебил Федор.
На правду рассчитывать не приходилось, но, возможно, из этого дурно пахнущего потока слов удастся выдернуть что-нибудь важное.
– Какие, какие… – запаниковал пенсионер. – Хм… Разные!
Сухоруков попытался вспомнить хотя бы одного мужчину, крутящегося возле Валентины или Наташи. Он напрягся, беспокойно задергал носом и забубнил нечто нечленораздельное.
– Запамятовал? – усмехнулся Федор.
Сознание пенсионера поплыло. Разволновавшись, он глотнул вина прямо из бутылки, вытер губы рукавом и сильно тряхнул головой. Мозги, получив такую взбучку, вновь заработали вечным двигателем. Перед глазами задрожал образ странного сантехника, совсем недавно чинившего кран у Натальи. Кандидатура вполне подходящая, и какая разница, к кому он там приходил и что делал…
– Последним Валькиным хахалем был рослый детина. Волосы темные, глаза карие, нос прямой.
Федор потянулся за сигаретой.
– Как зовут?
– Имя не знаю, но зажимались на каждом углу. У Вальки совсем крышу снесло, думала, раз богатея подцепила, то все теперь можно. И это в девятнадцать лет! Куда мы катимся?! Что нас ждет?! Разруха и нищета! Раньше как было? Встретится парень с девушкой, погуляют немного, исключительно держась за руки, потом, значит, к родителям с поклоном. Мол, желаем жениться. А уж затем – под венец и в кровать. Сейчас же, сволочи, прямо в подъезде норовят совокупиться, чтоб им удовольствия ни в жисть не получать!
Чувствуя, что разговор уходит в другую сторону, Федор перебил Сухорукова:
– А с чего ты взял, что этот мужчина был богатеем?
– Я?
– Ты сказал, «богатея подцепила».
– Часы он носит золотые. Я в подобных вещах разбираюсь, тридцать лет в стоматологии проработал…
– Кем?
– Завхозом. Рабочий класс, понимать надо! Золото натуральное, без сомнений. Часы вроде и большие, но аккуратные. Я почему на них внимание обратил – странные, в магазинах такие на прилавках не лежат. Я не видывал. Два красных камня огнем горят, а сверху корпус объемный… – Мысленно потирая ручки, Сухоруков пустился в подробное описание. Не зря тогда хорошенько разглядел часики, знал, придется о них вспомнить. Вон с каким интересом гость слушает, глаза аж потемнели, пальцы в кулаки сжались.
Федор не просто слушал, он впитывал, втягивал с воздухом каждое слово Сухорукова. Такие часы действительно не могли лежать на прилавках магазинов, потому что были сделаны на заказ. А смастерил их Мотька Кашин по школьному прозвищу Барсук. И только один человек на свете мог их носить. Только один…
Стало душно. Федор закинул голову назад и стиснул зубы. Вереницей потекли вопросы, а за ними следом ответы – один за другим, один за другим. Бесконечный поток. Как же все просто, как просто…
– Когда ты видел его последний раз? – спросил Федор.
Икнув, Сухоруков ловко открыл бутылку с пивом и, сделав несколько глотков, посмотрел на гостя мутным взором. Выпитое вино сморило довольного собой пенсионера.
– Эта… Ну, эта-а-а… Был он… Э-э-э… – Сухоруков троекратно икнул, прилег на диван и продолжил свою заплетающуюся речь: – И ведь что обидна-а-а… Молодежь на все это смотрит. Н-да. Как его… Разруха и нищета! Совсем, гады, потеряли ее… эту… как ее… совесть…
Раздался храп. Федор подошел к Сухорукову и пару раз тряхнул его вялое тело. Тот лишь хрюкнул в ответ, чавкнул и пустил слюну. Беседу можно было считать законченной.
Не дожидаясь лифта, Федор бросился наверх, перешагивая через ступеньки. Картина в квартире Наташи не изменилась – два голубя сидели друг напротив друга, лучась счастьем.
– Наташа, у Валентины был друг?
– Нет, – ответила она, не сразу сообразив, о чем речь. – Я говорила…
– Высокий парень, такого же роста, как и тот, что ее увез. Глаза карие.
– Да не было у нее никого, – пожала плечами Наташа, не понимая, почему Федор заговорил об этом.
– К тебе кто-нибудь приходил, спрашивал про Валентину? Подумай хорошо, вспомни. С кем ты разговаривала про свою подругу после ее исчезновения?
– С соседкой… – Наташа вдруг почувствовала некоторое волнение, ей и самой показалось, будто от нее ускользает нечто важное. Она сморщила нос и задумалась.
– Нет, соседи и приятели меня не интересуют. Незнакомый человек. Темные волосы, нос прямой…
В то, что у Валентины не было близкого друга, Федор верил, но все же откуда в голове Сухорукова всплыл мужчина с часами…
– Сантехник ко мне приходил, сантехник! – радостно выпалила Наталья. – Мы с ним немного поговорили про Вальку. Я ее каждый день жду, только о ней и думаю.
– Ты вызывала сантехника или он пришел по собственной инициативе?
– Сам пришел, – ответила Наташа, чувствуя себя неуютно.
– У него на руке были странные часы?
– Не помню… Кажется, были. Желтые.
– А что произошло? – заволновался Иннокентий Петрович. – Я могу помочь?
– Нам пора, – тихо ответил Федор.
Оказавшись в машине, он открыл бардачок и достал фотографию Валентины. Угловатая девочка с длинными светлыми волосами…
– Как я мог не узнать тебя, как мог, – выдохнул Федор, качая головой. – Дурак, дурак, совсем в тайге одичал.
Он видел Вальку другой: короткая стрижка, шоколадные волосы, опухшая, поцарапанная щека, синяк под глазом, рана на подбородке, в глазах испуг. Другая и такая же одновременно. Она сказала, что ее зовут Марина. Била его сумкой, испугалась лягушку, забравшуюся под брючину, потеряла сознание, а потом, убегая, упала, поранив колено… Валентина Баталова жива и здорова, и никто ее взаперти не держит.
«– А я что, не в вашем вкусе?
– Не в моем. Малолетняя и ненормальная.
– Неправда, я не такая.
– Если хочешь, я остановлю машину, ты докажешь мне обратное, и я, возможно, вновь почувствую к тебе влечение.
– Нет!
– Тогда какая ты?
– Малолетняя и ненормальная».
Федор улыбнулся и убрал фотографию. Вспоминал ли он о Валентине с тех пор? Вспоминал, но редко. Это касалось его прежней жизни, а прошлое он гнал от себя прочь.
– Федор, прошу тебя, объясни, что стряслось? – вновь поинтересовался Иннокентий Петрович.
– Ты когда-нибудь искал то, что у тебя все время лежало под носом?
– Подобное со мной случается очень часто, – кивнул Кепочкин. – Вот и сегодня… Я встретил Наташу. Искал ее всю жизнь, а ведь мы живем совсем рядом. Полчаса на метро.
Федор вновь улыбнулся. Да, наверное, все и всегда случается именно так. Судьба. Уходишь, убегаешь, отворачиваешься, петляешь лесом и все равно наталкиваешься лбом на нужную дверь. А потом стоишь и думаешь: открыть или нет…
