В отель мы возвращаемся в два часа ночи, и я охотно выполняю условия проигранного пари.
– Похоже, Джерман решил, что мы тут задержимся, – говорю я.
Лежу на кровати. Правая щека прижата к матрасу.
– Но я ему сказала, что мы здесь проездом.
Волшебные руки Эндрю мнут мои плечи, постепенно спускаясь к пояснице. Я – как глина в его руках. Лежу и балдею, словно мне делают массаж впервые в жизни. Одежды на мне почти нет. Поза мешает открыть глаза. Эндрю расположился прямо на мне.
– Знаешь, он и меня отозвал в сторонку и спросил, в какое время мы собираемся начать завтра.
Эндрю усмехается и глубоко вдавливает в мое тело все свои десять пальцев. Его руки описывают большие круги.
Я только постанываю.
– Мы, конечно, можем задержаться здесь подольше, – говорит Эндрю. – Но думаю, лучше тут не застревать.
– Согласна. И потом, комары в этом Мобиле – просто жуть. Ты видел, как они облепляют уличные фонари?
– Ты сегодня просто фантастически пела, – замечает Эндрю вместо ответа. – Я знал, что ты отлично выступишь, но такого триумфа не ждал.
– Что, серьезно? – Я открываю глаза и пялюсь в темное окно.
– Ты завладела залом, едва поднявшись на сцену. – Его руки не останавливаются ни на мгновение. – У тебя настоящий талант.
– Не знаю, есть ли у меня талант, но я определенно горжусь собой. Сама не понимаю, как это получилось. Волновалась, волновалась, а потом вдруг запихнула все эти волнения подальше и стала петь.
– И твой способ сработал.
– Только потому, что ты был рядом.
Мы замолкаем на несколько минут. Мои глаза снова закрыты. Начинаю опасаться, что этот массаж меня усыпит. От прикосновения пальцев Эндрю кровь пульсирует вокруг глаз, голову покалывают крошечные иголочки, а затылок вздрагивает.
Не дождавшись, пока окончится оговоренный час, я открываю глаза и говорю:
– Если ты устал, можешь остановиться.
Эндрю упрямо продолжает. Тогда я прекращаю массаж сама, переворачиваясь на спину. Эндрю ложится на меня и слегка целует. Мы смотрим друг другу в глаза. Он прижимается ко мне, и его губы смыкаются с моими в страстном поцелуе. Еще через мгновение мы занимаемся любовью.
Мы снова в пути, теперь уже находимся в штате Миссисипи. Движемся из Галфпорта в Новый Орлеан. Погода отличная. На небе ни облачка. Жарко, но мы пока едем с открытыми окнами и не включаем кондиционер. Машину ведет Кэмрин. Я сижу на пассажирском сиденье в ее любимой позе: высунув ногу в окно.
В Мобиле мы пробыли целую неделю. Плата за отель, еду и бензин отняла ничтожную часть от наших гонораров за концерты и чаевых Кэмрин. Мои чаевые были просто жалкими крохами.
Оживает мой мобильник, засунутый в карман черных шортов.
– Привет, мама. Что новенького?
Она сразу начинает говорить, что очень по мне соскучилась, потом спрашивает о результатах врачебных осмотров.
– Нет. Пока не обследовался. Да… заезжали тут в больницу. Они сделали скан… Нет, они позвонили доктору Марстерсу и запросили данные по мне… Да, мама, я стараюсь быть осторожным. – Оглядываюсь на Кэмрин. Она слышит наш разговор и улыбается. – Мама, не забывай, что рядом со мной Кэмрин. Она не позволит мне отлынивать от осмотров… Да. Сейчас едем в Новый Орлеан… Сколько там пробудем? Пока не знаем. Оттуда заедем к тебе. Хорошо? – Прощаюсь с матерью и отключаюсь.
– Значит, в Техас? – спрашивает Кэмрин.
Я мгновенно чувствую: ее одолевают те же мысли, что и год назад, во время нашего первого путешествия. Оказывается, я ошибся.
– Ты не думай, я совсем не против. Просто интересно стало, куда мы двинемся после Нового Орлеана. – Она улыбается, и я могу поклясться, что она говорит чистую правду.
– Значит, ты не против Техаса? – уточняю я.
Кэмрин смотрит на дорогу, которая делает поворот, затем бросает взгляд на меня:
– Ни капельки. Не то что раньше.
– Почему у тебя изменилось отношение к Техасу? – Я убираю ногу из окна и поворачиваюсь к Кэмрин.
– Потому что многое изменилось. Но в хорошую сторону. Июль прошлого года был тяжелым для нас обоих. Уж не знаю откуда, но почему-то я знала заранее: как только мы приедем в Техас, произойдет что-то ужасное. Я искала простые объяснения. Техас был конечным пунктом нашего путешествия. А сейчас я понимаю: это было что-то другое. Если хочешь, интуиция.
– Понимаю, о чем ты. – Я осторожно улыбаюсь. – В таком случае мне нужно задать тебе вопрос. – (Кэмрин смотрит на меня и ждет.) – Мы когда-нибудь перейдем к оседлому образу жизни?
Ее реакция меня удивляет. Я думал, она сразу перестанет улыбаться и затихнет. Но у нее загораются глаза, и я успокаиваюсь.
– Когда-нибудь перейдем, но не сейчас. Знаешь, Эндрю, я чувствую, что не напутешествовалась. Одних Штатов мне мало. Хотелось бы когда-нибудь увидеть Италию. Рим. Сорренто. Пусть не завтра, а где-то лет через пять, но я надеюсь там побывать. И во Франции тоже. Да, еще Лондон забыла. Я бы даже хотела съездить на Ямайку, в Мексику и Бразилию.
– Ты не шутишь? Нам для этого понадобится уйма времени.
Но у меня нет намерений отговаривать ее от путешествий. Наоборот, я бы тоже хотел побывать во всех этих местах.
Ветер из открытого окошка пытается расплести косу Кэмрин. Несколько прядок уже пляшут на ее улыбающемся лице.
– Рядом с тобой я чувствую себя абсолютно свободной, – признаётся она. – Такое ощущение, у меня получится все, за что бы я ни взялась. С тобой я могу поехать куда угодно. Быть такой, какой хочу. – Она на секунду поворачивается ко мне и продолжает: – Скоро мы где-то осядем. Но я не хочу вечной оседлости. Ты меня понимаешь?
– Еще как. Лучше и не скажешь.
Темнеет. Мы пересекаем границу штата Луизиана. Кэмрин съезжает на обочину и останавливается.
– Мой водительский ресурс исчерпан, – говорит она и выразительно зевает, закладывая руки за голову.
– Я тебе еще час назад предлагал пустить меня за руль.
– Считай, что я приняла твое предложение.
Когда Кэмрин устает, она становится раздражительной.
Мы вылезаем, чтобы поменяться местами, но возле капота останавливаемся.
– Видишь, где мы оказались? – спрашиваю я.
Кэмрин оглядывается по сторонам. На шоссе – ни одной машины.
– По-моему, мы попали в дикую глушь, – говорит она, пожимая плечами.
Я усмехаюсь и показываю на близлежащее поле, затем поднимаю палец к звездам.
– Если не забыла, прошлый раз не в счет.
