Меня не простит сын. И вот еще что… мы с Игорем столько времени общаемся, а в постели ведь не были. И меня не тянет. Думаю, и его не особо тянет, если он не навязывается. Так что как пить дать: сидеть мне дома и блистать на приемах, а он будет трахать рыжую секретаршу».
М-да, как-то нерадужно. Она взглянула в другую сторону. Сергуля. Какой он? Прочитанная книга, как говорилось в каком-то старом фильме. Зато она знает сюжет этой самой книги и уверена, что все закончится хорошо. Муж любит ее и будет любить и беречь, что бы ни случилось. Данька скоро вырастет совсем и уйдет. А они останутся вдвоем. Она зашмыгала носом. Ч-черт! Да что же это? Ни тут нет солнышка, ни там! Искать третий путь? Что, что именно она пропустила? Почему так сер и скучен ландшафт ее дорог, хотя одна лучше другой?
Лара позвонила Игорю в тот же вечер и сказала, что не выйдет за него замуж. Он удивился и спросил «почему?». Сперва она хотела ответить честно: потому что я тебя не люблю. А потом как-то постеснялась таких красиво-книжных слов и заявила, что они не сойдутся характерами и потому их союз не будет благополучным.
Осень, осень, лес остыл и листья сбросил… В прошлом месяце во дворе положили новый асфальт. Прошел дождь, и теперь он блестит мокрым зеркалом, на котором в художественном беспорядке разбросаны разноцветные – в основном еще бледно-зеленые и желтые – листья. Разлапистые кленовые, круглые липовые, длинные, с зубчиками по краям – рябиновые. А между ними запятушками – семена кленов «носики». Некоторые листья прилепились к стеклам машин, словно квитанции на штраф, а может, наоборот, это и не квитанции вовсе, а любовные записочки… Там дальше, у соседнего дома, растет каштан. Еще когда Данила был маленький, Лара с сыном ходили сюда собирать каштанчики. Коричневая колючая шкурка и внутри твердый гладкий плод, из которого получались замечательные человечки. Еще они собирали желуди, ну и шишки, конечно. Лара вдруг очень живо вспомнила, как Данька бегал вокруг дерева и кричал:
– Мама, вот еще ежик! Мамочка, собирай скорей, а то вдруг он убежит!
Смешной такой. У него был темно-зеленый комбинезончик с белыми полосками на рукавах и белая шапочка с помпоном на макушке – мама связала. И такие чудесные круглые щечки, нежные и сладкие, как у всех маленьких… Теперь его уже не обнимешь и не поцелуешь – взрослый больно… Пусть теперь его девчонки целуют… Лара вдруг разжала руку и с удивлением посмотрела на свою ладонь. Каштанчик – глянцевый, коричневый. Даже не заметила, как подняла. Она все стояла посреди двора и смотрела на него. Еще у Данилы была детская книжка про то, как медвежонок подружился с каштанчиком, а потом наступила осень и они легли спать, ну то есть в спячку. Весной медвежонок проснулся и пошел искать каштанчик… Искал, искал и не нашел. Тот пророс, и из земли торчал только тоненький прутик с парой листочков. Но медвежонок-то не знал, что это и есть его друг каштанчик. И он грустил и все искал и искал, а осенью он вдруг нашел его. Правда, это был другой каштанчик, но медвежонок этого не понял и был счастлив.
– Господи, что это со мной, да я плачу… – Лара вытерла щеки и торопливо пошла домой. Но духу выбросить гладкое коричневое ядрышко у нее не хватило, и она сунула его в карман.
Дома Лара тоже не находила себе места: то пыталась прибирать, то садилась к телевизору, то начинала набирать какой-нибудь номер и бросала трубку. Потом вытащила из шкафа коробку с семейными фотографиями. Вообще-то мама сто раз говорила ей, что у порядочных людей фотографии хранятся в альбомах. Снимки надо отбирать, а неполучившиеся выбрасывать. Но у Лары никогда рука не поднималась. Поэтому в альбоме у нее были только официальные свадебные фотографии, а все остальные – более-менее разобранные по годам – в коробках или бумажных конвертах. Она нашла Данькины снимки и, усевшись на пол, принялась перебирать карточки. Вот сын совсем малыш: голенький, на кровати, вот у нее на руках («Какая же я толстая была – ужас!»). Вот Сергуля качает его на колене. Мужики – большой с лопатой, маленький с совком – копают картошку. Вот Данила под елкой в садике в костюме зайчика, такой смешной и трогательный.
Лара опустила руки – карточки посыпались на пол. Она пошла в кухню, взяла сигарету. Курила быстро, глядя в окно и стараясь привести в порядок мысли. Что у нее есть? Работа – ха! Сергей… поймет, наверное. И даже если решит, что она сошла с ума на старости лет («Но-но, мне еще и тридцати пяти нет!»), все равно согласится. Данила… Трудно сказать, как сын отнесется к братику или сестричке, но он уже слишком большой, чтобы ревновать. Вздохнув, она погасила окурок, потом безжалостно смяла и выбросила в мусор едва начатую пачку сигарет и пошла готовить мужикам ужин. Гремя сковородками, Лара вдруг поняла, что улыбается. Она нашла, нашла ту дорожку, которая освещена солнцем. Там, в ярком и полном счастливых забот будущем, она идет по этой дорожке, держа за ручку маленького человечка.
Вечером, дождавшись, пока муж пристроится рядом, она тихо спросила:
– Сергуля, ты не разлюбишь меня, если я опять растолстею?
