Ботан с трудом разлепляет губы.
— Я… ее… целовал… — пытается ухмыльнуться, но тут же морщится от боли.
Руки чешутся, хочется вколотить его в заснеженный асфальт вровень, но ты берешь себя в руки. История с ним завершена. Ты не хочешь потерять.
Вместо этого ты встаешь с колен и поднимаешь свою драгоценную ношу на руки, предварительно отбросив густые волнистые волосы с нежного лица. Вязаная шапочка в задний карман джинсов. Идешь под ошалевшие взгляды в толпе.
Ее бархатная кожа не должна быть изуродована кровью и ошметками зубов. Ее губы не могут быть целованными чужими губами. Только твоими. Ее тело не может знать чужих рук. Только твои.
В машине пристегиваешь ее ремнем безопасности. Влажной салфеткой осторожно вытираешь испачканное лицо. Остаются разводы от крови.
От печки ее пухлые губы начинают приобретать розовый цвет. Ты нажимаешь на газ и выезжаешь домой. Да, давно было пора забрать ее домой.
У крыльца стоишь еще долго, не паркуешь машину. Смотришь, как она спит. Ведь спит уже. Еле слышно сопит, чуть заметно подрагивают пальцы на коленях. Снится что-то не очень хорошее.
И сколько еще таких ночей она будет вздрагивать?
Только ты эгоистично не хочешь отпускать ее. Хочешь дышать ею. Жить.
Делать счастливой. Умеешь ли ты? Не знаешь. Но теперь будешь учиться.
Уронил голову на руки, что, по-прежнему, сжимают руль. Терпеливо ждешь, когда она проснется. Тебе совсем не трудно. Нравится наблюдать за ней, даже когда она спит и ничего не делает.
Твои веки тоже тяжелеют и опускаются. Слишком тепло и хорошо рядом с ней…
**
Когда я очнулась, то не сразу поняла, где нахожусь. На улице стемнело, спросонья трудно что-либо разглядеть. Но вскоре смазанные тени начинают приобретать очертания. До меня доходит, что я в машине. Крепко спала на откинутом сиденье.
Рядом спит Ян, прислонившись к рулю. В темноте можно разглядеть его почти черные костяшки пальцев. Засохшая кровь.
Память услужливо подсказывает сцену на парковке универа. Тим лежит в снегу, не шевелится. Ян склонился над ним…
Рука не слушается, пока я пытаюсь отстегнуть ремень безопасности. Ян тут же вздрагивает и резко поднимается. Его глаза поблескивают в темноте. Мы молчим. Настороженно смотрим друг на друга.
Он тянет ко мне руку, но от этого простого жеста я вся вжимаюсь в спинку сиденья. Ян хмурится, его губы превращаются в строгую линию. Мне неловко за свою реакцию, но уже поздно.
— Ты меня боишься? — тихо спрашивает.
От его упавшего голоса мне становится тоскливо. Я же не хотела обижать его. Просто все это…
— Нет. Извини, просто день такой… — вслух произношу такой же сумбур.
Пытаюсь улыбнутся ему, но, кажется, делаю все только хуже.
— Жив твой дрочер. Целехонек. Почти. Заново сломанный нос и выбитые пару зубов будем считать легкой расплатой.
Меня затапливает волной облегчения. Я знаю, что Тим заслуживает наказания. Я все прекрасно понимаю. Я просто запуталась. Заявить на него в полицию? Его посадят. Такого я тоже не хочу. Мне его все равно жаль. Как и Яна в тот злополучный день, конечно же.
Но никак не отреагировать — это тоже по меньшей мере странно. Черт, я запуталась.
Тяжко вздыхаю.
— Спасибо. И… прости еще раз.
— Да ладно, проехали. Как ты?
— Нормально, — смущенно бормочу, трогая лицо и рассматривая в темноте пальцы. Но крови не видно, Ян вытер все. — Я должна была сказать раньше. Я недавно узнала, буквально пару дней назад. Он сам признался мне. И что просила его не трогать, извини. Безнаказанным его ведь тоже нельзя отпускать. Просто мне было так страшно…
— Хватит извиняться. Иди сюда, — он отстегнул меня и притянул к себе. Усадил сверху, крепко вжимая в себя. — К черту его. Хотя тот факт, что он тебя поцеловал, меня еще долго будет злить.
— Я не хотела… — обескураженно произношу, упираясь руками в его грудь.
— Знаю. Иначе ботан бы сделал это раньше. Забудь о нем. Он сейчас тут абсолютно лишний, — сжимает мою ягодицу, выбивая из меня легкую улыбку. — Как здорово, что ты носишь юбки…
С легкостью задирает ее вверх, но с колготками приходится повозится. Куртки, теплая одежда все летит в сторону. Мне это нужно сейчас, как и ему. Атмосфера стремительно меняется. Низ живота наполняется знакомым теплом.
Губы Яна находят мои и ни на миг не оставляют, сминают, как ураган, подчиняют. Но мне так нравится ему подчиняться…
С удовольствием прикасаюсь к горячим обнаженным плечам, провожу пальцами по мускулам, поглаживаю и сжимаю. Чуть привстаю, когда он расстегивает ремень и ширинку. Вслед за этим сразу же вскрикиваю от удовольствия и неожиданности, потому что Ян входит без предупреждения, резко опуская меня на себя. В поясницу впивается руль, а в бедро металлическая пряжка его ремня. Но мне все равно. Вскоре эти мелочи исчезают из моей головы, оставив место только эйфории и сладкому предвкушению.
— Ты моя, — рычит в ухо, двигаясь во мне и сжимая талию широкими ладонями. — Моя…
— Ммм, — мне слишком хорошо, что отвечать не хочется. Но он ощутимо прикусывает грудь, призывая ответить. — Твоя…
Укус тут же сменяется жарким поцелуем. Целует место укуса нежно и страстно, словно зализывая рану.
В темноте зимнего вечера мы прячемся в автомобиле от всего мира, жаждая друг друга бесконечно. Со всей своей безумностью и неопределенными взглядами на будущее. Только одно знаем точно: мы не можем друг без друга. Наша история, пусть и абсурдная, нездоровая в самом начале, превратилась в настоящую любовь. Страстную, пылкую, бездонную и… несовершенную.
Но есть ли в совершенстве смысл?
Не всем отношения суждено строиться по привычной в социуме линии. И если наша — изогнутая, запутанная кривая, что ж. Так тому и быть.
Ведь главное, что мы счастливы.
Эпилог
Праздничный вечер подходит к концу. Ноги невыносимо гудят на высоких шпильках, но переобуться в балетки — не положено по этикету.
Поправив невидимые складки на своем нежно-розовом, пастельных оттенков платье в пол, я улыбаюсь гостям. Непринужденно вступаю в беседу, если того требует ситуация. Сегодня я нарасхват.
— Вы такая умница! Колоссальная работа за какие-то два года! — мне улыбается пресс-секретарь мэра нашего города. Сам он тоже где-то здесь, нас уже познакомили в самом начале светского раута.
Для сегодняшнего вечера мой фонд использует просторы величественного поместья. Сейчас его помпезность и размах, как никогда, кстати. Высоченные потолки, вычурная лепнина с позолотой, витражи, блестящий паркет и потрясающие картины. Все идеально.
Мы с Яном здесь не живем. Он сам не особо хотел тут жить, а для меня этот замок так и не стал бы уютным гнездышком. Слишком все в нем напоминало безмолвный музей и его бесконечные коридоры.
Поэтому, когда Ян предложил купить новый дом и переехать, я с радостью согласилась.
— Нужно переезжать в закрытый поселок и дружить с соседями, — заявил он. Я, помнится, тогда поперхнулась. Ян, и дружить с соседями? Играть вечерами в покер, носить выпечку? Серьезно?
Он посмотрел на меня как ни в чем не бывало.
— Нашим будущим детям нужен социум, свобода, общие детские площадки. Что им эти стены и бестолковые картины? Разве во всем этом есть жизнь?
И я абсолютно согласна. Хоть картины и люблю.
Мы переехали довольно быстро, отстроив дом своей мечты. Ну, «дом» это мягко сказано… Особняк, в котором смело могли жить три многодетные семьи.
Снобизм в моем супруге (забыла сказать, что мы по-тихому расписались и посидели в ресторане, не делая из нашего дня громкое событие) напрочь отсутствует. В нашем доме спокойно уживаются предметы из баснословно дорогих европейских каталогов и обычной Икеи. Все очень даже неплохо сочетается, на мой вкус. Меня эта черта в нем только радует.
Целыми днями Ян занимается своей компанией, которую решил вывести частично в режим оффлайн. Компания-то у него давно, но все сотрудники работали на удаленке. А столько работы требует традиционного режима… С полгода ездил в офис с недовольным лицом. Упорно игнорировал рубашки. Затем организовал всю необходимую работу, найдя толковых руководителей, и теперь лишь выполняя роль наблюдателя. Недовольное лицо исчезло.
