него ушла с прежней работы.
— Что он сделал?
— Домогался, угрожал, вел себя как ублюдок. Я ему отказала, облила хер кипятком, а он, скотина, все никак не отвяжется… — Меня накрывает, и я начинаю тараторить, проглатывая окончания слов.
— Так! Стоп. Стоп. Стоп! — Орлов прерывает мою набирающую обороты истерику. — Какой хер, как домогался, чем угрожал? Рассказывай. Со всеми подробностями.
Ну я и рассказываю. Все припоминаю. Каждую мелочь, каждое слово. И про кофе, и про машину, которая преследовала нас, и про полицию, и про лифт. Просто все. Будто плотину прорвало, которая удерживала все это глубоко внутри меня.
Денис внимательно слушает, просто так не перебивает, только вопросы по делу задаёт. И взгляд становится такой жесткий, как у волка.
— Почему ты сразу не сказала об этом придурке? Давно бы проблему решили.
— Почему я, собственно, должна была тебе об этом говорить? — устало вздыхаю и тру глаза. — Мы с тобой только начали заново общаться, и я должна была на тебя сразу вывалить все свои проблемы?
— Да, — просто произносит он.
— Ты не понимаешь. У него ведь все схвачено он… он… — я не могу подобрать слов.
— Он трус, — заканчивает за меня Денис, — такие лезут вперед, только когда противник слабее. Ты одна, с ребенком, заступиться за тебя некому, вот он и начал строить из себя вершителя судеб.
— Угу, — не могу сдержать иронии, — а сегодня он понял, что я не одна, и станет шелковым?
— Это его проблемы. Не станет — значит, пойдем другим путем. С адвокатами и тяжелой артиллерией. Так что не бойся ничего. Он свое получит в любом случае.
Как ни странно, я действительно не боюсь. Мне нравится прятаться за крепким мужским плечом, нравится чувствовать себя под защитой. Это обалденное чувство, когда ты вся такая маленькая и несчастная, а мужчина решает твои проблемы. Давно я такого не испытывала. Все всегда сама. Зубы стиснула и дальше барахтаюсь.
— Ладно, с моими проблемами почти разобрались. У тебя-то что стряслось? Где Сережка? Приболел? — Денис недовольно морщит нос и крутит в руках чашку с чаем. Ему явно не хочется разговаривать на эту тему. — Ты сам условия выдвинул. Сначала я раскрываю все карты, потом ты. За язык никто не тянул.
— Все-то ты помнишь, — ворчит он, отодвигая от себя кружку, — у мамаши он. Она вчера забрала его из сада и не отдает.
Я вспомнила эту красивую, но злую женщину с блестящими волосами, и то, как она вчера маленького мальчика унижениями довела до слез:
— Почему?
— Понимаешь, — он поднимается и подходит к окну, — у нас все сложно.
— Любовь-морковь? — неудачно шучу я, за что получаю выразительный взгляд-оплеуху. — Извини.
— Мы договорились, что после развода я сына себе забираю. Он для нее всегда был просто обузой, а тут у нее затмение случилось. Решила она его себе оставить. Назло мне, чтобы я побесился.
— Ну это же глупо! — искренне возмущаюсь я. — Это ребёнок, а не игрушка, которую хочешь так можно положить, хочешь эдак.
— Ей все равно. Она его не любит.
Снова вспоминаю нашу с ней вчерашнюю встречу. Ее слова, ее взгляды, ее раздражение, когда малыш копался. И понимаю, что она действительно не любит его, и ее раздражение было вызвано не плохим настроением, не трудностями на работе, а тем фактом, что ребенок рядом.
— Зачем же… зачем вы его завели? — мне больно говорить на эту тему, но я говорю. — Просто так? Чтобы было?
Денис морщится, сжимает пальцами переносицу и молчит. Мне кажется, что уже и не ответит, что я задела какую-то запретную тему, которую нельзя трогать ни при каких обстоятельствах, но спустя пару минут он все-таки начинает говорить тихим, глухим голосом, лишенным любых эмоций:
— Все сложно, Жень. И тогда, и сейчас. У нас с Танькой никогда не было любви, но были обстоятельства. По крайней мере, с моей стороны.
Как же неприятно все это слышать. Больно. Но я смотрю ему прямо в глаза, ловлю каждое слово, потому что устала прятать голову в песок и бегать от проблем. Нам надо во всем разобраться и, если для этого потребуется вскрыть старые нарывы, значит, так тому и быть.
— Вы заделали его до того, как…
— Если ты о том, изменял ли я тебе тогда: ответ нет. Мы расстались с ней еще до твоего появления. Это уже потом, спустя несколько месяцев, она пришла ко мне с животом.
— Почему ты не сказал? Не объяснил все еще тогда? Мы бы как-нибудь решили эту проблему.
Я не из тех истеричек, которые ревнуют к бывшим. У всех есть прошлое, и иногда оно вылезает в самый неподходящий момент. Было бы сложно, но я уверена, мы бы справились.
— Не решили бы, — он качает головой. — Если бы я тогда не женился на Таньке, она бы сделала аборт. Я не мог этого допустить. Да и другие обстоятельства давили.
— Какие?
Орлов только машет рукой:
— Не хочу об этом говорить, приятного мало. Суть в том, что других вариантов не было. И тогда я решил, что должен тебя отпустить, резко обрубить все нити, чтобы ты обиделась, разозлилась, начала бы новую жизнь назло мне.
— Дурацкий план.
— Дурацкий, но тогда я действовал по ситуации.
— А если бы…
Мне не удается договорить, потому что у него гудит телефон. Орлов достает его из кармана, смотрит на экран и меняется просто на глазах. Моментально подбирается, как лев перед броском, и взгляд становится таким колючим, что мне не по себе.
— Да? — произносит отрывисто, зло.
— Ты скотина, Орлов! Конченая скотина, — рыдает в трубку женский голос, — просто урод! Моральный!
Телефон настроен так, что я слышу каждое слово. Старательно отвожу глаза, чтобы Денис не подумал, что подслушиваю… и в то же время подслушиваю.
— Давай без лирики!
— Ты зачем отцу нажаловался? А?! Кто тебя просил?! Знаешь, что он мне сейчас устроил?! — снова рыдания. — И все из-за тебя. И твоего дурацкого ребенка! На хрен я его тогда
