сердечко надежно защищено от его чар.
Её глаза сужаются, когда она изучает его. Хищно. Недобро. Узнаю это выражение. И она переводит глаза на меня.
– Ты влюблена в него? – задаёт вопрос, метко попадая в цель.
Я тут же приобретаю вид спелой свёклы. Краснота поднимается вверх, как ртуть в градуснике после того, как его поднесли к огню. Мгновенно.
Становясь похожей на рыбу, выброшенную на берег, в попытке внятно ответить, я то открываю, то тут же захлопываю рот.
– С чего ты взяла? – всё же беру себя в руки, отчаянно выуживая из нутра ложь. – Нет, конечно.
Глаза старшей сестры нацелены на меня, словно сканер, просвечивая до костей. Насквозь.
Не верит.
Она оглядывает ещё раз мой наряд с ног до головы. Что-то в её сознании будто перещёлкнуло. Изменилось.
– Ну-ну, – цокает языком Серафима, возвращая взгляд на первый этаж.
Горничная провела Якуба в кабинет Сабурова, и мне стало чуточку легче от осознания, что наша встреча немного отсрочена.
– Ты очень красивая, Аня, ты знаешь? – произносит сестра, пока мы спускаемся.
Тепло разливается в груди. Порывисто тянусь к ней, обнимая. Знать о своей красоте, потому что видишь симпатичное личико в зеркале, – это одно. Но слышать подтверждение этого от человека, которому доверяешь больше всех на Земле, – другое.
– Спасибо, Спичка.
Когда мы заняли места за столом, мне показалось, что я обратилась в дерево. В бревно. Буквально. Мышцы закостенели. Эмоции стали плоскими от страха и неизвестности.
– Не нервничай, ты же знаешь, что в обиду тебя никто не даст, – касается сестра моей прохладной руки своими тёплыми пальцами, переливая в меня свою энергию. – Если сама не захочешь.
Последние слова она проговаривает так тихо, будто они и не для моих ушей предназначались.
Сердце замирает, а дыхание останавливается на полпути, когда гостиную пересекают двое мужчин.
Сначала порог переступает хозяин дома. Уверенным, широким шагом, направляясь к своему стулу. Но прежде чем сесть, он подходит к супруге, сжимает её за плечи и чмокает в щеку. В этих жестах столько взаимной любви, что я едва сдерживаю зависть. Зависть и радость за сестру сменяют друг друга, но радость всё же сильнее.
Следом заходит Ямадаев. Неспешной походкой хищника, вышедшего на охоту. Я стараюсь не пялиться на него во все глаза, но это даётся мне с трудом.
До чего же он красивый. Высокий, поджарый. В костюме-тройке с белой рубашкой и галстуком. Или это галлюцинация, или я чую его запах даже со своего места. Такой, от которого аппетит разжигается.
Облизываю пересохшие губы в тот момент, когда он обращает на меня взгляд.
По его глазам ничего не понять. Он спокойный и напряжённый одновременно. Занимает стул, и мы оказываемся друг к другу по диагонали. Якуб напротив Серафимы.
И тут в мою голову молнией ударяет мысль.
Ведь он хотел украсть именно её.
Ревность.
Чёрная и густая, как нефть. Неконтролируемая, заполняет моё нутро, причиняя физическую боль.
Потому что она связана с моей сестрой. Самым дорогим мне человеком.
А вдруг она ему понравится больше, чем я?
Серафима очень красива. Особенно сейчас. Расслабленная и счастливая. Светящаяся изнутри, будто в ней лампочку зажгли.
Я опускаю ресницы на собственные колени, сжимая в руках салфетку. Боюсь поднять глаза и заметить его интерес к ней.
Пытаюсь совладать с собой, а самой кажется, что от чувств сейчас расплачусь. Но всё же веки, будто примагниченные, поднимаются, и я встречаюсь с упрямым взглядом. Ямадаева.
Только сейчас соображаю, что он пялился на меня всё это время. Ждал, когда я посмотрю на него.
Сердце трепыхается в груди. Предаёт меня своим сильным биением. Всё нутро тянется к нему. И лишь силой воли я заставляю себя дружелюбно улыбнуться девушке, которая разливала суп по тарелкам.
За столом завязывался разговор. Сестра задавала вопросы Якубу. Каверзные, с издёвкой. Я их слышала, но с трудом могла разобрать.
– Хотите мою сестру в жёны? – доносятся до меня слова Спички. Она ухмыляется, губы растягиваются в улыбке. Такой, что кажется, будь в её руках дротики, она бросила бы парочку прямо ему в глаза. Сначала в правый. Потом в левый.
Якуб сидел, откинувшись на спинку стула не притрагиваясь к еде.
Напряжение между присутствующими потрескивало. Но больше всего я ощущала его между ним и хозяином дома.
Готова поклясться, если бы Серафима сказала «фас», Сабуров бы вгрызся в глотку своему врагу.
Поэтому сестра сидела и мысленно поглаживала красную кнопку. Ту самую, которую главы государств держат в ядерных чемоданчиках. Любой знак, и быть взрыву.
– Да, – коротко отвечает Якуб.
Я впиваюсь в него взглядом, чтобы понять его эмоции от встречи с настоящей Серафимой. Но он смотрит на неё спокойно. С лёгким оттенком раздражения. Она та, кто отделяет его от цели. Преграда на пути.
Только такая, что стоит за каменной стеной в лице своего мужа. А его не отодвинуть. Сабуров – незыблемая твердь.
– Это возможно, только если Аня захочет брака с вами, – глаза сестры сужаются до узких щёлочек.
Ей интересна его реакция. Она прощупывает его. Пытается разгадать. И мне бы очень хотелось понять, к каким выводам она придёт.
– Доля в компании вернётся к Ямадаевым только после брака с Аней, – вмешивается в разговор Сабуров.
Я смотрю на Рата. Он неожиданно кажется расслабленным. Его забавляет происходящее. Сабуров явно осведомлён больше нас всех.
Значение произнесённых слов добирается до сознания не сразу.
Я знала о том, что компания, на которой висит множество активов, поделена между Сабуровым и Ямадаевым. Знала и то, что после смерти старшего брата Якуба их доля повисла в воздухе.
Уверена, Ратмир, путём мошеннических действий мог присвоить её себе. Но не стал.
До меня вдруг доходит очевидное.
Якубу выгоден этот брак. Не потому, что я ему нужна. А потому, что ему нужна доля.
Обида и боль оказываются такими сильными, что возникает неконтролируемое желание ими поделиться. Но только с одним человеком. С Якубом. Хочется пощёчиной отдать ему эти чувства. Чтобы под их тяжестью он еле мог унести отсюда ноги.
– Я хочу, – отвечаю, чеканя каждый слог, – но с одним условием.
Не знаю, замечают ли сестра и её муж открывшуюся мне картину, но я буквально физически чувствую, как Ямадаев сатанеет. Нет, на его лице не дрогнул ни один мускул. Разве что венка, идущая от виска ко лбу, вздулась. Дыхание немного участилось. Вижу это по натягивающейся на груди белоснежной ткани рубашки. И в
