Значит, это правда.
Директор Форд продолжает говорить.
Наблюдаю, как шевелятся ее губы, но мне кажется, будто я падаю в глубокий, бездонный колодец, отдаляясь все дальше и дальше от нее по мере того, как до меня доходят эти новости. Я ее не слышу. Не могу переварить.
Все это правда?
Какая-то маленькая часть меня цеплялась за возможность того, что откровения Тео прошлой ночью были какой-то жестокой ложью. Шутка с его стороны, призванная заставить меня усомниться в собственном здравомыслии. Это было бы предпочтительнее, чем это. Я бы просто возненавидела Тео еще больше — это было бы так просто. Но нет. Теперь я должна смириться с тем фактом, что все мое существование сродни плаванию по зыбучим пескам; почва может уйти у меня из-под ног в любой момент, и я могу просто… перестать существовать.
— Соррелл?
Резко вскидываю голову.
Директор Форд виновато улыбается.
— Я знаю, что все это, должно быть, кажется тебе каким-то огромным актом предательства. Мы многое скрывали от тебя и неоднократно лгали. Прошу прощения за то, что задержала тебя здесь, за уловку со старой подъездной дорогой и гидросамолетом. Все это… — она жестикулирует, подняв руки, вокруг нас, — …это больше, чем социальный эксперимент. Некоторые из твоих врачей считают, что присутствие здесь, в обстановке, которая хранит в себе так много воспоминаний, это единственное, что, скорее всего, вернет тебя. Признаюсь, в этом учебном году все немного по-другому. Помимо трех или четырех твоих старых друзей, большинство учеников, с которыми ты сейчас учишься, совсем недавно приехали в «Туссен». Прошлогодний предпоследний класс был переведен в другое место, чтобы закончить свой выпускной год, что привело к большим неудобствам и расходам для многих людей. Мы подумали, что, если оставить здесь только Себа и девочек, это может каким-то образом спровоцировать тебя. Что наличие нескольких знакомых лиц среди моря незнакомцев потенциально может вернуть тебя к реальности. Мы собирались подождать по крайней мере еще месяца три, прежде чем изменим тактику или введем новые, дополнительные меры, но… — директор Форд выглядит такой подавленной. — Твоя связь с Тео снова сделала это невозможным. Его тысячу раз предупреждали…
— Вы извините меня, пожалуйста?
Тут нет двух вариантов: меня тошнит. На что только не шли многие люди, чтобы попытаться исправить меня… Я даже не могу начать укладывать все это в голове. Это непостижимо. Да. Определенно меня сейчас стошнит.
Я вскакиваю со стула и вылетаю из кабинета директора, мчась по коридору. Только когда стою на коленях, склонившись над унитазом, понимаю, что Тео последовал за мной; должно быть, он ждал меня возле офиса Форд.
К счастью, первая ванная комната, на которую я наткнулась, была туалетом для инвалидов — гораздо больше, чем большинство других. Здесь достаточно места для нас обоих. Парень ничего не говорит. Он садится на пол рядом с унитазом, подтягивает колени, кладет на них локти и опускает голову, пока меня тошнит.
Не хочу блевать у него на глазах. Не хочу, чтобы он видел меня такой. Однако оказалось, что Тео видел меня в гораздо худших состояниях.
Меня прошибает холодный пот, когда я отталкиваюсь от унитаза и прислоняюсь спиной к стене. Не могу вспомнить, когда в последний раз мне было так плохо. Но в этом весь смысл этого кошмара, не так ли? Я, блять, ничего не могу вспомнить.
Прижимаю ладони к глазницам, пытаясь подавить желание заплакать. Я так устала плакать. Это ни к чему не приведет. Когда чувствую, что овладела собой, я опускаю руки и смотрю на Тео.
— Ты все еще здесь, — тихо говорю я.
— Да, — шепчет он.
— Я вела себя ужасно с тобой. Ненавидела тебя. Бросила тебе в лицо, что ненавижу тебя.
Парень ковыряет ногти, покусывая нижнюю губу. Его лицо непроницаемо, пусто, как будто ничто из этого больше не может коснуться его.
— Да, ты действительно так сказала. Ты спросила, хочу ли я почувствовать, как сильно ты меня ненавидишь.
— И ты сказал «да». — Мой голос срывается на последнем слове.
Тео улыбается, наконец-то демонстрируя проблеск грусти.
— Да, сказал.
— Почему? Как ты мог хотеть этого после того, как… — Я безнадежна. Думала, что в безопасности от своих слез, но все, что я делала, это задерживала их.
— Потому что то, что ты ненавидела меня, было хоть чем-то, малышка, — говорит Тео. — Этого было бы достаточно. Я бы почувствовал это и знал, что под всем этим гневом ты когда-то любила меня намного, черт возьми, больше. — Его голос снова срывается, выдавая глубокий колодец эмоций, душащих его прямо под этой слишком спокойной внешностью.
— Я заставила тебя пройти через ад, Тео…
— Ты была в аду, — быстро отвечает он. — В тот момент, когда машина врезалась в ограждение, ты оказалась в аду. Я просто… — Парень выдыхает. Успокаивает себя. И вдруг, ни с того ни с сего, его фасад разрушается, и Тео смотрит на меня с такой любовью в глазах — любовью такой глубокой и невозможной, что я знаю, что ему, должно быть, приходилось бороться с этим чувством каждый божий день, пока я была рядом с ним. Скрыть такую большую любовь, как эта, требует колоссальных усилий. — Я сделал единственное, что пришло мне в голову. Спустился в ад вместе с тобой. Не собирался оставлять тебя там, в темноте, одну.
20
ТЕО
ТРИ ГОДА НАЗАД
Ненавижу эту гребаную песню.
Всегда ненавидел.
Убил бы того, кто продолжает проигрывать ее на повторе. Киран никогда раньше не устраивал вечеринки, и это сразу видно. Чуваку нужны какие-то гребаные подсказки. Указание номер один: не разрешай всем подряд доступ к звуковой системе. Найми ди-джея, составь чертов плейлист. По крайней мере, конфискуй iPad, подключенный к гребаным динамикам, чтобы этого дерьма не случилось.
Снова звучит песня «I'm Blue» группы «Eifeel 65», и я стискиваю зубы, допивая остатки пива. Последнее, что мне сейчас нужно, это пустой стакан. Пересекаю шумную толпу своих одноклассников, танцующих в разгромленной гостиной Кирана, когда Себ спускается по лестнице и хватает меня за руку.
— Я только что трахнул Сойер Смит в задницу на столе Дейва Литлмора.
Мистер Дейв Литлмор, отец Кирана, окружной прокурор, он будет в припадке, если узнает об этом. Однако Себ не выглядит слишком обеспокоенным. Выглядит как парень, который только что вломился в заднюю дверь чирлидерши.
— Поздравляю, — говорю я, закатывая глаза.
Еще пива. Мне нужно больше гребаного пива для этого. Я даже не хотел приходить сюда, но отказался от дурацкой вечеринки «Первой ночи» брата Себа в начале месяца, так что у меня действительно не было особого выбора.
Направляясь на кухню, я проталкиваюсь сквозь раскачивающиеся, потные тела.
— В чем твоя проблема, чувак? Ты же всегда говорил, что у Сойер лучшая задница в «Туссене». Несколько месяцев назад ты сказал мне, что хочешь трахнуть ее так сильно, что думал, твои яйца взорвутся.
Я фыркаю себе под нос.
— О, да? И если я действительно так сказал, то каким другом это делает тебя?
— Я лишь контролировал качество, придурок. Не могу допустить, чтобы ты макал свой драгоценный фитиль в потенциально испорченный товар.
— Я бы сказал, что теперь, когда ты засунул свой член ей в задницу, она определенно испорченный товар, — открываю кран на бочонке и начинаю наполнять свой стакан.
— А-а-а, да ладно. Мы же как братья. Братья делятся. Тебе будет приятно узнать, что я не полностью испортил эту тугую маленькую попку. Дай ей неделю, и она будет в порядке.
— Ты отвратителен.
Выпиваю залпом половину пива и сразу снова наполняю стакан. Где-то на этой бушующей вечеринке Соррелл Восс танцует с Эшли и Бет. Прошло три недели с тех пор, как она вернулась из Нью-Йорка, и все было… странно.
Я не могу перестать смотреть на нее.
