твоей мамой это не пройдёт. Она тут истерила, когда ты ещё в Приморье хотел контракт подписать. Тогда говорила, что не для того тебя рожала, чтобы ты по частям кочевал. А ты в пекло собрался. Её ж инфаркт накроет.
— Она гораздо сильнее, чем вы думаете. Просто симулирует. У тебя самого сейчас мясо сгорит, — показываю на шашлык.
Дед снимает шампуры с огня.
— Всё же подумай…
— Дед, я уже подписал, — напоминаю.
— Я помогу расторгнуть.
— Нет. Я так решил. И это окончательно. Уезжаю после праздников.
— А этого куда денешь? — указывает глазами на Дикого, бултыхающегося на спине в снегу.
— Хотел тебя попросить, чтобы взял к себе. У родителей — не вариант, они с мамой терпеть друг друга не могут. Мишка бы взял, но у него квартира съёмная, хозяйка не разрешает. А у тебя с ним вроде дружба.
— Ты понимаешь, что для него это будет стресс? — неодобряюще качает головой.
— Да. Я бы с собой взял, но у него должной дрессуры нет. Там другие навыки у собак нужны.
— Навыки выработать можно… — ворчит. — Ладно! Заберу. Вдвоём веселее будет.
— Втроём, — поправляю.
У деда огромный рыжий кот живёт. Но скорее это дед у него живёт, потому что Зевс чувствует себя полноправным хозяином дома.
— Да. Ох, чую, битва будет.
— Харе лизаться, я завидую, — развожу друзей руками, проходя мимо. — За стол пошлите.
У родителей гости. Друзья и коллеги по службе. Всем весело. Только мы с Мишкой и Ксюхой иногда переглядываемся, потому что знаем, что особого повода для праздника нет.
Поэтому в глазах друзей время от времени скользит грусть.
Они из-за меня в отпуск не поехали. А я с собой их взял к родителям. Хочу последние дни с близкими провести.
За столом шумно. Под алкоголь беседы идут бойко.
У меня впервые было желание нажраться до поросячьего визга, но смог проглотить только глоток шампанского. Не лезет. И еда тоже. Стол ломится, но мне почему-то не хочется.
Из-под стола вылезает голова Дикого и ложится мне на колено.
— Попрошайка, — отдаю ему кусочек шашлыка.
Исчезает под скатертью.
— Ты ему только не наливай, а то петь начнёт, — прикалывается Мишка.
— Перебьётся.
Люди празднуют.
А мне вздёрнуться хочется.
После двенадцати все дружно толпой вываливаются на улицу, запускать фейерверки.
Пристёгиваю к ошейнику Дикого поводок, чтобы от выстрелов не начал паниковать. Он бывал на охоте, но когда кругом взрывается, то он кипишует и теряет ориентиры.
Полюбовавшись всей феерией, решаю с ним пройтись.
Пес любопытно заглядывает под каждый куст или дерево, обнюхивает всё, что на пути попадается. Живой восторг в глазах.
Да, здесь частный сектор и для него каждый наш приезд в новинку.
Лается с собаками за заборами, которые почуяли постороннего представителя своей братии.
Из калитки одного из домов выходят четверо мужиков. Хорошо подпитые и шумные. Что-то не поделили между собой.
— Эй! — свист в мою сторону. — Закурить есть?
— Не курю, — понимаю, что это просто причина доебаться. — Сидеть, Дикий, — тихо приказываю.
Он подчиняется.
— В смысле не куришь? — приближается один из четверых, явно самый бесстрашный. — Курить не обязательно, а вот иметь при себе, чтобы дядю угостить — должен.
Зэковские какие-то замашки.
— Шли бы вы, дядя, мимо подобру-поздорову.
— Посмотрите, мужики, какой борзый, — обращается к друзьям.
Ржут.
— Шавку свою убери, и поговорим, как мужик с мужиком.
Оо, началось! Мне угрожать пытаются.
— А мне и с ней неплохо, — поглаживаю Дикого по голове, давая понять, что не боюсь.
Один шаг в нашу сторону, и пес срывается с места, агрессивно скалясь и лая.
Попробуйте, подойдите. Порвёт любого.
И меня этот факт заставляет улыбаться.
— Пошлите нахуй отсюда, — развернул всех самый наглый. — Тут психи одни живут.
Вот и валите!
— Идём, Дикий! — тяну пса по направлению к дому родителей.
Половина гостей уже разошлась.
Ксюха сонно хлопает ресницами, пытаясь смотреть передачу по телевизору.
— Идите в мою комнату, — толкаю Миху в бок.
— А ты куда?
— Посижу пока.
— О’кей, — уводит свою девушку спать.
Иду на кухню.
Бардак. Стопки грязной посуды. И всё это утром маме мыть.
Подумав, открываю кран и приступаю к мытью. Заодно займу себя. Через полчаса всё чистое и аккуратно составлено.
— Ого! — заходит на кухню подвыпивший отец, и осматривает мою работу. — Обычно в детстве ты в доме так всё вылизывал, когда косячил. Что сейчас? — подкуривает у приоткрытого окна.
— Обязательно должно что-то быть?
— Я ж тебя знаю, — с хитрой пьяной улыбочкой.
Медлю.
Хер с ним, всё равно узнает!
— Я контракт подписал, пятнадцатого уезжаю в учебку, а через месяц в Сирию, — выдаю правду.
В дверях звук разбившейся посуды.
Это мама уронила тарелки, которые несла на кухню.
— Ты что такое говоришь, Глеб? — оседает на стул, хватаясь за сердце. — Признайся, сынок, ты пошутил сейчас?
— Нет, мама… Я не шучу.
Слежу через стекло, как снег большими хлопьями застилает двор.
Устроившись на подоконнике, намеревалась почитать книгу, но красота за окном отвлекла внимание.
Жаль здесь нельзя ничего фотографировать, иногда картинки вокруг так и просятся в кадр.
Выйду отсюда, запишусь на курсы фотографии.
Интересно, в Благовещенске есть такие? Наверняка имеются.
Тарас идёт с пакетами от домика охраны. Очередная доставка продуктов.
Приглядываюсь к нему. Есть в нём что-то странное, но не могу уловить что именно.
Вроде обычный, но вот походка… Будто легче.
Оставляю закладку в книге и спускаюсь вниз. Я просила купить мороженое. В стаканчиках. И хочу его прямо сейчас.
Он раскладывает продукты по полочкам в холодильнике.
Непривычно, что он как домохозяйка почти всё делает. Но, по сути, ему тут заняться нечем, только командовать.
Я думаю, он так же, как и я, ждёт не дождётся окончания нашей ссылки, чтобы вернуться к нормальной работе.
— Привезли? — заглядываю в ещё нераспакованные пакеты.
— Что? — смотрит удивлённо.
— Я же просила, — ныряю на дно сумки.
Он словно не понимает о чём я.
— Тарас, деменцией вроде вам болеть рановато. Мороженое.
— Есть такое, — с улыбкой щёлкает пальцами и достаёт из морозилки упаковку.
Он улыбается… Широко и искренне. Так, что ямочки на щеках прорезают кожу.
А у меня мороз по спине.
Я никогда его такого не видела. Засмеялся всего один раз за три месяца, а тут — нате.
— У вас всё хорошо? — разрываю пакетик, наблюдая за ним.
— Да.
Улыбка не сползает с лица. И глаза искрящиеся. У Шипа таких не бывает. Обычно у него в них недовольство и надпись — как вы все меня задолбали.
А тут…
Не глядя, залезаю на высокий стул у барной стойки. Облизываю ледяное и сладкое мороженое.
