– Спасибо за то, что вы согласились уделить мне время.
– Я мог и не согласиться. – Мэннинг указал на кресло. – Но за вас хлопотала Лидия.
– Мисс Лоринг – настоящая женщина.
– Вы правы, мистер Брэди. Джулия тоже была такой. Даже после стольких лет мне нелегко говорить о том, что с ней случилось.
«Предисловий не требуется», – понял Ной, вынимая блокнот и диктофон.
– Вы работали вместе?
– Это был один из счастливейших периодов в моей жизни. Она была прирожденной актрисой, обворожительной женщиной и хорошим другом.
– Кое-кто верил и верит до сих пор, что вы с Джулией Макбрайд были больше, чем друзьями.
– Могли бы быть, – спокойно ответил Мэннинг, кладя руки на подлокотники резного деревянного кресла. – Могли бы, если бы она не была влюблена в своего мужа. Нас тянуло друг к другу. Частично это объясняется тем, что в фильме мы играли любовников, а частично – обоюдной симпатией.
– Сэм Тэннер верил, что у вас была связь.
– Сэм Тэннер не ценил того, что имел. – Поставленный голос Мэннинга напрягся, и Ной начал гадать, чего здесь больше – искусства или подлинного чувства. – Он сделал ее несчастной. Он был ревнивым, жадным и склонным к насилию. По моему мнению, привычка к алкоголю и наркотикам не столько вызывала в нем агрессивность, сколько позволяла ей вырваться наружу.
«Имя Тэннера до сих пор вызывает у него горечь, – догадался Ной. – А имя Мэннинга приводит Тэннера в ярость».
– Она была откровенна с вами?
– До известной степени. – Он оторвал пальцы от ручки кресла и снова опустил их, как делает пианист, ударяя по клавишам. – Она не любила хныкать. Признаюсь, я пытался вызвать ее на откровенность. Тем более что теплые отношения, сложившиеся между нами во время съемок, со временем перешли в дружбу. Я знал, что ей приходится нелегко. Сначала она пыталась оправдывать его, потом перестала. И в конце концов по секрету призналась, что подала на развод, чтобы припугнуть его и заставить лечиться.
– Вы с Тэннером когда-нибудь говорили об этом? Губы Мэннинга сложились в улыбку. Лукавую и умудренную опытом.
– Тэннер славился дурным характером и любил устраивать сцены. Моя карьера в то время только начиналась, и я не собирался рисковать ею. Я избегал его. Я не принадлежу к людям, считающим, что любое упоминание в прессе им на пользу, и мне не хотелось, чтобы заголовки газет кричали о драке, устроенной Тэннером и Мэннингом из-за Джулии Макбрайд.
– Вместо этого заголовки газет кричали о связи Мэннинга и Макбрайд.
– С этим я ничего не мог поделать. Одна из причин, заставивших меня согласиться на это интервью, заключается в стремлении рассказать правду о моих отношениях с Джулией.
– Тогда позвольте спросить, почему вы не хотели рассказать эту правду раньше? После смерти Джулии вы отказывались говорить о ней с интервьюерами.
– Я сказал правду. – Мэннинг слегка нагнул голову и опустил подбородок. В сочетании с прищуренными глазами цвета тучи это производило впечатление угрозы. – В суде, – продолжил он. – Под клятвой. Но средства массовой информации и публику это не удовлетворило. Тема скандалов и супружеских измен для многих так же привлекательна, как тема убийства. Я отказывался играть в эти игры и унижать Джулию.
«Может быть, – подумал Ной. – Если только сохранение тайны не было для него способом создать себе дополнительную рекламу».
– А как же сейчас?
– Сейчас вы собираетесь писать книгу. По городу ходят слухи, что это будет книга, которая поставит точку в деле об убийстве Джулии Макбрайд. – Он тонко улыбнулся. – Уверен, что вы знаете это.
– По городу ходит много слухов, – в тон ему ответил Ной. – Пусть об этом заботится мой агент. А я просто делаю свою работу.
– Лидия была права. Вы действительно сообразительны… Итак, вы собираетесь писать книгу, – повторил Мэннинг. – Я – участник этой истории. Поэтому я отвечу на вопросы, на которые отказывался отвечать последние двадцать лет. Мы с Джулией никогда не были любовниками. Мы с Тэннером никогда не боролись за нее. Хотя, честно говоря, я был бы рад, если бы и то, и другое оказалось правдой. День, когда я услышал о случившемся, до сих пор остается худшим в моей жизни.
– Как вы об этом узнали?
– Мне позвонил Дэвид Мелберн. Семья Джулии не хотела газетной шумихи, а он знал, что, как только журналисты почуют запах жаренного, они бросятся ко мне за комментариями, интервью и подробностями. Конечно, он был прав, – пробормотал Мэннинг. – Было раннее утро. Я еще спал. Он позвонил по моему личному номеру. Этот номер был у Джулии.
Лукас закрыл глаза, и его лицо напряглось и стало жестким.
– Он сказал: «Лукас, у меня ужасная новость. Ужасная». Я хорошо помню, как его голос дрожал и срывался от горя. «Джулия умерла. О боже, боже, Джулия умерла. Сэм убил ее».
Он снова открыл глаза, в них застыла искренняя боль.
– Я не поверил этому. Не мог поверить. Это напоминало дурной сон… нет, хуже. Намного хуже. Сцену, которую меня заставляют играть все снова и снова. Я видел ее только накануне. Она была красивой, живой и радовалась роли, которую только что прочитала. А потом Дэвид сказал мне, что она мертва.
– Так вы были влюблены в нее, мистер Мэннинг?
– По уши.
Мэннинг уделил ему целых два часа. Ной истратил километры пленки и исписал гору бумаги. Он был уверен, что часть интервью Мэннинг заготовил заранее. Отрепетировал, отработал интонации, расставил паузы. И все же, несомненно, он говорил правду.
Что само по себе было немалым достижением.
Ной решил отметить этот скромный успех и спустя несколько дней пригласил Майка в бар, который назывался «Руморс».
– Она строит мне глазки, – пробормотал в пивную кружку Майк и показал глазами налево.
– Кто?
– Ты что, ослеп? Вон та блондинка в короткой юбке.
– Тут сто тридцать три блондинки в коротких юбках. И все строят кому-то глазки.
– Через два столика налево. Не смотри туда.
Ной, и не собиравшийся этого делать, пожал плечами.
– О'кей. Я снова собираюсь на пару дней в Сан-Франциско.
– Зачем?
– Работа. Книга. Забыл?
– Ах, да… Говорят тебе, она стреляет в меня глазами. И крутит локон. Это уже вторая стадия.
– Раз так, валяй.
– Ага. Я и так потратил даром кучу времени. Кстати, как Сан-Квентин выглядит изнутри? – спросил Майк и слегка подмигнул блондинке для проверки.
– Удручающе. Входишь в дверь, а она за тобой запирается. И от щелчка замка у тебя волосы встают дыбом.
– Он все еще выглядит как кинозвезда? Ты так и не сказал об этом.
– Нет, он выглядит как человек, который просидел двадцать лет. Ты есть будешь?
