И тогда, прижимая к груди флакончик с симпатическими чернилами, она написала Чарлзу снова и совсем немного:
Не думаю, что мне и дальше удастся выносить весь этот обман и отговорки. Когда тебя освободят, обещай, что ты немедленно приедешь сюда. Но предупреждаю, что ты должен быть готов к тому, что больше я тебя никуда не отпущу.
Его ответ пришел сразу же:
Да, дорогая, я приду к тебе, приду сразу же, как только меня освободят, любовь моя! И ничто в мире больше не сможет задержать меня, может быть, даже и Ирландия. Я склоняюсь к мысли, что правительство намеревается освободить меня совсем незадолго до открытия парламента.
Вчера и сегодня, когда мы втроем прогуливались по тюремному двору, ворота соседнего двора дважды открывались, пропуская повозки. И нас разделяла одна лишь невысокая стена, через которую мы могли запросто перепрыгнуть. В нашем дворе не было надзирателя, только в соседнем дворе находился охранник, да и тот стоял к нам спиной. Но попытка побега после полугодового пребывания здесь и проделанной нами работы не принесла бы никакой пользы. Мы ничего не выиграли бы этим побегом.
Январь прошел черепашьим шагом. Наступил февраль, и Кэтрин решила, что близится время родов. Она сообщила Вилли о своих опасениях насчет того, что ребенок может родиться раньше срока. Вилли не ожидал его появления на свет до весны, но все говорило о том, что ребенок родится в феврале. Это подтвердил и врач.
– Чем скорее, тем лучше, – благодушно заметил Вилли.
Он не любил последних недель беременности жены и поэтому всегда находил массу предлогов как можно реже бывать в это время дома. Его подагра давала о себе знать, причем с огромной силой.
После долгих ожиданий и напряжения последних месяцев Кэтрин почти обрадовалась, когда у нее начались схватки. Это произошло совсем внезапно. Тем утром она ходила через парк к тетушке Бен, совсем забыв о предупреждении, что вот-вот могут начаться роды, хотя предупреждение было сделано ей всего за день до этого.
Сразу же после ленча ее пронзила жесточайшая боль. Она послала Джейн за доктором, и, не успела та дойти до двери, как новый приступ боли с еще большей силой потряс Кэтрин. Тут-то она и решила, что роды начнутся с минуты на минуту. Ее охватил какой-то дикий восторг! Наконец, наконец что-то происходило!
Но, несмотря на ее приподнятое настроение, роды оказались отнюдь не легкими. Время все шло и шло, уже наступил вечер. Потом ночь. Зажженные повсюду лампы высвечивали темные круги под глазами Кэтрин. На потолке отражался огонь камина. Несколько раз Кэтрин впадала в дремоту, и ей казалось, что рядом с ней находится Чарлз. Потом от страшной боли и измождения ее фантазии стали еще более нелепыми, и ей уже мнилось, что ее тело разрывается надвое, чтобы дать жизнь некоему странному предмету, по своей форме напоминающему карту Ирландии. До ее ноздрей донесся слабый запах хлороформа, показалось, что маленькая страна, становясь все больше и больше, повсюду расстилается зеленым ковром, – и тут комнату наполнил детский плач.
– Миссис О'Ши! У вас родилась дочка!
Так вот чей плач она услышала… Но он казался таким слабым, чуть слышным…
Она подняла отяжелевшие веки.
– С ней все в порядке?
– Да, она прелестна! Правда, немного маленькая. Но время лучшее средство.
Эти прозаические слова, эхом отзывающиеся в голове Кэтрин, произносила Люси. Милая Люси, которая принимала роды первых троих детей. Слезы наполнили глаза Кэтрин. Она должна быть такой счастливой, ведь только что она дала жизнь ребенку Чарлза. Но она не чувствовала ничего, кроме одиночества – ужасного, отчаянного одиночества. Комната казалась ей слишком темной. И какие-то мрачные, бесформенные тени все время давили на нее откуда-то сверху…
– Доктор…
– Внизу ваш муж, миссис О'Ши. Вам хотелось бы увидеться с ним на несколько минут?
– Нет, – ответила она дрожащими от изнеможения губами. – Я хочу увидеть… только… только… ребенка.
Темные волосы, крепко сомкнутые веки, крошечный, но красиво скругленный лоб… его лоб. Вокруг рта слабая синева.
Кэтрин в тревоге посмотрела на врача.
– Доктор, с ней все в порядке?
– Она немного маловата, но будет очень симпатичной. А теперь вам надо поспать.
Привычка к постоянной тревоге, постоянной бдительности и осторожности вновь возвратилась к Кэтрин. Никто не должен заметить и понять, что для нее невыносим вид Вилли, склоняющегося над этим ребенком и произносящего всякие дурацкие слова.
– Передайте моему мужу… я обязательно увижусь с ним… утром.
– Уже утро, миссис О'Ши, – сочувственно проговорила сиделка. – А за окном-то что творится! Ливень, буря! Немудрено, что у малышки постоянно закрыты глазки, видать, не хочет она смотреть на этот странный мир.
– Вы можете положить ее рядом со мной?
– Н-но… я только что запеленала ее и уложила в колыбельку.
– Дайте мне ее, пожалуйста…
– Хорошо… только пообещайте, что будете спать.
Кэтрин пылко пообещала женщине, что заснет. Но только рядом с этим крошечным комочком, который будет защищать, ограждать ее от одиночества и успокаивать ее.
Позднее возле ее постели собрались все домочадцы: Вилли с раскрасневшимся лицом, словно он недавно крепко выпил; Джералд, ее высокий, стройный светловолосый сын, и две дочки, глаза которых искрились от радостного возбуждения.
Ей было стыдно, что она еще не успела привести себя в порядок, чтобы показать им ребенка. И она довольно неохотно приподняла теплую шаль, чтобы открыть личико новорожденной.
Обе девочки были до удивления разочарованы.
– Мама, она такая маленькая! А она когда-нибудь вырастет, чтобы ее можно было нарядить в платьице?
– А когда она начнет нам улыбаться?
– А можно, мы положим ее в колясочку нашей куклы? Она ведь меньше наших куколок!
– Мамочка, а ты уверена, что Бог хотел, чтобы она была такая?
Кэтрин в смятении встретилась взглядом с Вилли. Он тоже выглядел разочарованным. Она решила, что ему хотелось, чтобы родился мальчик, но, как бы там ни было, вряд ли можно ожидать от мужчины восторга при виде такого крошечного комочка человеческой плоти. Что ж, придется подождать, пока она не станет больше.
– Ну, а ты что скажешь, Джералд? Ты тоже разочарован?
Она редко виделась с сыном, ибо тот учился в школе и не жил дома. И хотя мальчику было только двенадцать лет, похоже, он уже входил в мир взрослых мужчин. Поэтому он не собирался выказывать ничего, кроме равнодушного интереса к своей новоявленной сестренке.
– По-моему, она вполне хороша.
– Вопрос в том, – ласково проговорил Вилли, – как мы ее назовем. У тебя есть какие-нибудь предложения, Кэт?
