Джервис не представлял, что он должен делать, чтобы сдержать клятву. Он испустил вздох, исполненный печали. Брат всегда был для него богом. То, как он умел выстоять в любой ситуации, уверенно руководить обстоятельствами, лучшим образом завершить все, что начинал, завораживало Джервиса. Бенедикт был столпом, на который опирался каждый. Для семьи его отсутствие станет зияющей дырой.
Вернувшись к камину, Джервис подумал, не разжечь ли огонь. Ему было холодно, да и остальные съежились в креслах. Обычно обо всем заботилась Грейс, но было ясно, что в эти дни ей не до того. Придется ему что-то решать.
Грейс… На нее тяжело было смотреть, но Джервис, без сомнения, был последним, кто мог ее утешить. Она ничего не ждала от него, никогда ничего не ждала…
Кэтлин тоже поднялась, сочтя, что уделила встрече достаточно времени. Изобразив ради отца грустную улыбку, она скрылась. Если все уходят, к чему раздувать пламя?
— Отчего он умер? — вдруг спросил Констан.
— Отчего? Ну… От потрясения, думаю. Травма черепа. И позвоночник у него был очень уязвим… На самом деле я ничего не знаю. Главное, что он не страдал. Все случилось в одно мгновение. Там был Дуглас, он тебе расскажет, если захочешь.
— А, да… Дуг.
Констан продолжал стоять, упершись лбом в стекло, и молчал. Сдерживая вздох, Джервис понял, что предстоящие три дня будут тяжелее, чем можно было предположить. Он хотел бы подумать о Бенедикте спокойно, перелистать в памяти добрые воспоминания, вернуться в детство, проведенное с Гасом, их отцом, когда они переехали во Францию. В школе смеялись над их именами — Джервис и Бенедикт. Как давно это было!
Он услышал, как сзади шмыгает носом Констан, и сердце его сжалось.
* * *
Аксель вошла бесшумно и тут же об этом пожалела. Застыв на месте, она усомнилась, правильно ли расслышала.
Бенедикт, любовь моя…
Эти три слова, повторяемые вполголоса с выражением глубокой безнадежности, нельзя было спутать ни с какими другими. Ее двоюродная бабушка Грейс говорила «Бенедикт, любовь моя»!
Ее любовь? Аксель была так изумлена, что не могла двинуться с места и стояла у двери, пока Грейс наконец не осознала, что в комнате кто-то есть. Их взгляды встретились, и Грейс отвела свой — ей нужно было прийти в себя.
— Подойди, — прошептала она, — подойди и посмотри, как он прекрасен в успении.
Подавив страх, Аксель приблизилась. Она никогда не видела покойников и боялась, но лицо деда показалось ей помолодевшим, умиротворенным, успокаивающим. Это все так же был Бенедикт, и даже Бенедикт до катастрофы, когда он еще ходил, когда мерил конюшню большими шагами, готовый сделать замечание ученикам.
— Я разговариваю с ним, — прошептала Грейс, — и не могу ничего с собой поделать. Ты слышала, да?
Аксель кивнула головой, подтверждая. Две-три секунды Грейс пристально смотрела на нее.
— Ну что же… Да, Бенедикт был моей единственной любовью. Я не должна была тебе этого говорить, но поскольку уже слишком поздно… Не передавай этого Кэтлин, хорошо?
— Конечно.
За исключением горевшей у изголовья кровати лампы, вся комната была погружена в темноту, но Аксель прекрасно видела, как по щекам Грейс струятся слезы, а она их, похоже, и не замечала. В одной руке она теребила кружевной носовой платок, другую положила на скрещенные руки Бенедикта.
— Хочешь побыть одна и попрощаться с ним, дорогая?
— Нет!
Впрочем, выдворить Грейс из комнаты было немыслимо, она будет нести вахту возле Бенедикта до конца.
— Когда боль немного уляжется, я попробую рассказать тебе нашу историю. В конце концов, хорошо, что ты будешь ее знать, что кто-то будет знать… А ты была его любимицей.
Аксель несколько раз сглотнула, чтобы не расплакаться.
— Знаю, — удалось ей наконец сказать. — Его… Мне будет его ужасно не хватать.
Она наклонилась, легко коснулась виска и волос деда и поспешила выйти. Слишком взволнованная, чтобы вернуться в гостиную, она уединилась в маленькой курилке, где Джервис порой пробовал сигары, подаренные ему друзьями.
Дождь барабанил по стеклам, но в спальне Бенедикта его не было слышно: так плотно, наверное, были закрыты ставни. На покрытом сукном столе лежала доска для игры в триктрак, валялись жетоны. Джервис и Бен любили в него поиграть. Еще они не прочь были перекинуться в карты, и их часто прерывал телефонный звонок Аксель. Этих ежедневных звонков теперь не будет. Отныне ни спросить совета, ни поделиться сомнениями… Аксель одной придется все решать, она будет работать без подстраховки.
Бенедикт, любовь моя…
Это признание звучало в ней мучительным лейтмотивом. Грейс и Бенедикт? Но когда? И как Грейс, с ее достоинством, с ее гордостью… как могла она бесконечно говорить эти слова покойному, который приходился ей деверем? А Джервис? Какая роль отводилась ему?
Аксель ни о чем не догадывалась, ничего не подозревала. Она вспоминала свою бабушку, женщину мягкую и неприметную, которая не перенесла утраты сына и невестки и умерла. Бенедикт как только мог оберегал Аксель и Дугласа. Внуки были его главной заботой. Они стояли на первом месте, даже перед лошадьми.
— Что ты скрыл от меня, Бен?
Она думала, что знает о деде все. Они были так близки, так доверяли друг другу! В юности невозможно представить, что и пожилые люди могут страстно любить.
Она в растерянности принялась играть с костяными жетонами от триктрака. Они пощелкивали у нее в руках, вторя дождю, который продолжал хлестать по стеклам. Ей была неизвестна история собственной семьи. Осмелится ли Грейс поведать ее?
— А, вот ты где! — воскликнул Дуглас. — Я тебя искал повсюду и даже подумывал, не вышла ли ты во двор.
— Нет, слишком сильный дождь.
— Это Англия, старушка! Ты забыла наши дождливые летние каникулы?
Он рухнул в кресло и с беспокойством посмотрел на сестру.
— Ты заходила взглянуть на него?
— Да…
— А я не могу решиться. Я трус, знаю, но… Черт возьми, я не переживу этого!
Он замолчал, кусая губы.
— Ты был рядом, когда все случилось, да? — мягко спросила она.
— Увы, да. Поверишь или нет, но мы как раз помирились. С одной стороны, я счастлив, но с другой… Если бы он не заехал, чтобы поговорить со мной, то был бы с нами.
— Об этом даже не думай. Никому не избежать того, что предначертано. Пришел его час.
— Вовсе нет. Он прожил бы до ста лет, постоянно ворчливый и надоедливый! Бенедикт Монтгомери, который…
Аксель подошла к брату и присела на поручень кресла.
— Так что, вы помирились?
— Почти. Благодаря Ричарду, должен сказать. Даже если между нами не все было выяснено, по крайней мере мы смогли поговорить.
